способами. Все они подразумевают стимуляцию головного мозга электродами, что
позволяет хирургу понять, с каким функциональным участком поверхности мозга
он имеет дело. Кратковременно стимулируя или «оглушая» различные участки
мозга при помощи электродов, нейрохирург заставляет пациента двигать
конечностями или, например, мешает ему нормально говорить. Это немного
напоминает управление марионеткой. Кроме того, пациента регулярно просят
выполнить какое-нибудь простейшее задание или описать, что он видит на
предложенных иллюстрациях, если опухоль расположена рядом с речевыми
центрами мозга. Некоторые нейрохирурги работают в паре со специалистами по
речевым проблемам или физиотерапевтами, которые беседуют с пациентом в
течение операции и оценивают его состояние. Я же неизменно полагался на
анестезиологов, в частности на Джудит Динсмор, чьи обширнейший опыт и
способность внушать доверие ни разу меня не подводили: благодаря ей пациенты
на операционном столе всегда сохраняли спокойствие и были готовы
сотрудничать.
Во время таких операций меня и пациента разделял прозрачный экран. Джудит
сидела лицом к пациенту, беседовала с ним и проверяла различные его функции –
способность бегло говорить, читать или двигать конечностями со стороны тела,
противоположной полушарию мозга, в котором угнездилась опухоль (почему-то в
ходе эволюции мозг развился таким образом, что каждое его полушарие
контролирует противоположную половину тела). Стоя позади стола над вскрытой
головой с обнаженным мозгом, я следил за Джудит через прозрачный экран и
прислушивался к ее словам, пока она проверяла состояние пациента. Когда в ее
взгляде мелькала тревога, я понимал, что пора остановиться. Если бы пациент
был под общим наркозом, мне пришлось бы прекратить операцию гораздо
раньше, удалив меньшую часть опухоли. Мне бы никак не удалось определить,
удаляю ли я по-прежнему опухоль или уже принялся за здоровую ткань мозга,
выполняющую ту или иную важную функцию. Очевидно, что самые сложные
социальные и интеллектуальные функции мозга проверить во время операции
невозможно, но с этим проблем, как правило, не возникает. Обычно становится
понятно, что глиома низкой степени злокачественности чересчур разрослась – а
следовательно, не подлежит хирургическому лечению – еще до того, как личность
пациента оказывается под угрозой.
Я оперировал с помощью микроскопа, который оборудован подключенной к
видеомонитору камерой. При подобных операциях хирург манипулирует
преимущественно вакуумным отсосом или ультразвуковым аспиратором (по сути,
он представляет собой тот же отсос с ультразвуковым наконечником, который