какой шок я пережил, увидев самый первый свой лобковый волос, который рос
один-одинешенек. На протяжении следующих двух лет было несколько случаев,
которые иначе как мистическими не назовешь: подчас я испытывал нечто вроде
глубочайшего озарения – острое чувство единения со всем миром, при этом
краски и тени приобретали невероятную глубину и красоту. Мои руки с венами на
них выглядели особенно впечатляюще. Я мог долго разглядывать их, изумляясь
их видом.
Спустя годы, во время занятий по анатомии, я был особенно очарован
анатомическим строением человеческой руки. В Длинном зале – помещении, где
лежали трупы, которых студенты должны были препарировать, – имелся большой
полиэтиленовый пакет с отрезанными руками на разных этапах препарирования.
Рука человека – исключительно сложный механизм с многочисленными
сухожилиями, суставами и мышцами; набор рычагов и шкивов, соединенных
шарнирами. Я делал подробные акварельные наброски этих рук, но, к моему
величайшему сожалению, впоследствии потерял свои тетради по анатомии.
Позже, читая Олдоса Хаксли, я обнаружил, что мои мистические переживания
аналогичны ощущениям, которые он испытал, когда попробовал мескалин.
Существует разновидность эпилепсии – так называемая лимбическая эпилепсия
(считается, что ею страдал Достоевский), – при которой люди испытывают
чувство причастности к некой высшей силе, зачастую интерпретируя это как
близкое присутствие Бога. Лимбическая система – часть мозга, отвечающая у
человека за эмоции, а у низших млекопитающих она отвечает главным образом за
обоняние. Когда я учился в Оксфордском университете, большинство моих друзей
экспериментировали с ЛСД, но я так и не осмелился попробовать этот наркотик.
Иногда я покуривал травку, но мне не нравилась вызываемая ею беззаботность.
По мере того как я взрослел, мистические переживания поблекли, а затем и вовсе
покинули меня, возможно вытесненные сексуальным желанием и возбуждением.
В то время как мои сокурсники ходили на вечеринки и учились целоваться с
девушками, я сидел в своей комнате на верхнем этаже огромного дома в Клэпхеме
и взахлеб читал книги. Я вел дневник, который через несколько лет уничтожил в
приступе смущения и стыда. Сейчас я жалею об этом: полагаю, многие проблемы,
которые не дают мне покоя на пороге старости, беспокоили меня уже в те годы,
когда я только начинал искать смысл жизни. К тому же сегодня меня наверняка
позабавило бы то, каким наивным я был в юности и насколько серьезно принимал
себя.
Отец порекомендовал мне много книг, начиная с Рэймонда Чандлера и
заканчивая работой Карла Поппера «Открытое общество и его враги», которая,