как мне кажется, существенно повлияла на мою жизнь. Поппер научил меня
подвергать сомнению неоспоримость власти, а также тому, что моральный долг
человека – бороться со страданиями путем «поэтапной социальной инженерии», а
не с помощью четко спланированной схемы действий, порождаемой той или иной
идеологией. Такой подход, безусловно, не противоречил христианской этике и
вере в социальную справедливость, которые привили мне родители, и не отрицал
важности доказательной базы, что я усвоил, будучи медиком. С другой стороны,
врачам за работу платят – причем весьма неплохо, и им ничего не остается, кроме
как помогать людям (за исключением случаев, когда помочь невозможно).
Выполнение наших обязанностей не требует от нас дополнительных моральных
усилий. Из-за этого мы легко впадаем в грех самодовольства – худший из грехов,
которые может совершить врач.
Этическая сложность работы врача состоит в том, чтобы относиться к пациентам
так, как мы хотели бы, чтобы относились к нам, но при этом уравновешивать
профессиональный подход и доброту эмоциональной отчужденностью, без
которой медику не обойтись. Поиск золотой середины между состраданием и
профессиональной отчужденностью и является первостепенной задачей для
любого врача. Решить ее очень непросто – и сложнее всего, когда имеешь дело с
нескончаемой чередой пациентов, которым зачастую не в силах помочь.
Поработав некоторое время санитаром, я решил стать хирургом. Я вернулся в
Оксфорд, чтобы завершить обучение и попробовать затем поступить на
медицинский факультет. Вскоре после возвращения в Лондон мне представилась
первая в жизни возможность совершить половой акт (с милейшей девушкой из
Лестера, которая сжалилась надо мной), но я потерпел неудачу. Это лишь
усугубило мой внутренний кризис. Я начал страдать от навязчивых мыслей и
принялся выискивать всевозможные удивительные связи между абсолютно
несовместимыми вещами. Поначалу это вдохновляло меня, но постепенно начало
пугать. Вертевшиеся в голове мысли выходили из-под контроля, и чувство
исключительного понимания всех тайн мироздания сменилось страхом,
ощущением присутствия рядом со мной некой злой сущности.
Теперь я понимаю, что какая-то часть меня пыталась через страх воззвать к
помощи. (Любопытно отметить, что существует разновидность лимбической
эпилепсии, при которой люди ощущают присутствие не Бога, а зла.) По совету
друга – еще одного человека, перед которым я в неоплатном долгу, – я обратился
к психиатру. К тому самому, которого я, несмотря на все отцовские уговоры,
отказался посещать годом ранее, после того как бросил учебу. Меня ненадолго