положили в психиатрическую больницу.
Меня поместили в отдельную палату, и первую ночь в больнице я провел, чувствуя
себя глубоко несчастным и напряженным. Ко мне заглянула дружелюбная
медсестра родом из Вест-Индии и спросила, не хочу ли я выпить снотворное.
– Нет, мне это не нужно, – наотрез отказался я, тут же заняв оборонительную
позицию.
– Ладно. Меня зовут Шарли, и если вы передумаете, то я буду в конце коридора, –
улыбнулась она.
Уснуть мне не удавалось. Я пал так низко, что передо мной больше не осталось
будущего. Я достиг дна бездонного колодца, из которого невозможно было
выбраться. Я стал душевнобольным. Я был абсолютно одинок.
Я плакал и плакал, чувствуя, как вместе со слезами что-то внутри моего сердца
оттаивает, словно осколок заколдованного зеркала, который проник в сердце
мальчика из сказки Ганса Христиана Андерсена «Снежная королева».
Я столько времени боролся с собой и все это время смотрел на окружающих как на
зеркало, в котором пытался разглядеть собственное отражение (увы, от этой
привычки я не избавился и по сей день). Мечтал ли я превратить свое сердце в
лед, желая подавить безнадежную и неуместную любовь к женщине, которая меня
поцеловала? Не знаю. Однако незадолго до рассвета я встал с кровати и пошел к
Шарли: она сидела на другом конце длинного темного коридора и в неярком свете
настольной лампы читала газету, лежавшую на столе. Я попросил снотворное (в те
дни для этой цели использовали ныне запрещенный «Могадон») и, совершенно
выбившись из сил, уснул. А наутро с некоторым удовольствием увидел в зеркале
ванной комнаты, что мои внутренние страдания наконец-то стали реальными – во
всяком случае, теперь их можно было разглядеть. Под глазами у меня было два
огромных синяка – что ж, гораздо лучше, чем резать руку осколком разбитого
стекла.
Всю следующую неделю я по часу в день изливал душу приятнейшему пожилому
психиатру, избавляясь от эмоционального груза. Теперь я испытывал необъятную
любовь ко всему и всем на свете. Казалось, будто я родился заново.
После выписки я на машине поехал в Чилтерн-Хилс. Стоял чудесный осенний
вечер. Я ощущал напряжение во всем теле, как будто только что пробежал
марафон. Помню, с каким трудом я перелез через деревянный забор, окружавший
поле (ворота были заперты). Это был самый счастливый день в моей жизни.
Исследования показали, что влюбленность редко длится дольше шести месяцев.
Со временем эйфория развеивается, и на смену ей приходят более приземленные
чувства, необходимые для того, чтобы поддерживать успешные отношения. Ну, по
крайней мере полгода – это дольше, чем радостное возбуждение, которое я