Между тем Дан-эль-Кебир, не ограничиваясь этим, вызвал двух федави; по его знаку они поразили себя кинжалами в сердце и замертво упали к ногам испуганного Гагели.
Затем приор учтиво распростился с ним, выразив надежду, что их беседа не изгладится из его памяти и он не забудет про свое посещение исмаэлитов. В этой угрюмой иронии, однако, сквозило определенное напоминание о заключении между ними тайного условия, которое должен был выполнить Гагели при своем возвращении на родину.
Дан-эль-Кебир исчез, отдав распоряжение перевести гостей в другое помещение. Гагели оказался в изысканных покоях, убранных богатыми коврами, дорогими тканями.
Еще не оправившись от всех впечатлений, Гагели испытал сильную радость, увидев Мелхиседека, и заключил его в свои объятия. Они долго не верили, что им суждено было не только вновь свидеться друг с другом, но и обсуждать вместе счастливую весть о своем освобождении. Они провели ночь в тревожной, но приятной беседе, говоря чуть слышно по-иверийски, боясь быть подслушанными тем, кто мог бы донести об их разговоре Дан-эль-Кебиру.
— Если вы сейчас направитесь в Акру, то они убьют вас и царевича, — шептал Мелхиседек, когда узнал от Гагели, на каких условиях исмаэлиты обещали ему даровать свободу, — надо скрыться от злодеев, чтобы они не могли найти следов наших и полагали, что вы отправились на родину. Нам следует разойтись: я поеду к царевичу в Акру и расскажу ему обо всем. Вам же надо найти такое место, где бы вы могли спокойно дождаться нашего приезда с царевичем.
Согласившись разъехаться в разные стороны, они в дальнейшей беседе долго искали подходящий монастырь, где лучше всего было бы укрыться от преследований исмаэлитов, но от усталости и изнеможения скоро заснули, так и не найдя укромного и тихого убежища для Гагели.
Последующие дни внесли большое разнообразие и интерес в их пребывание в замке исмаэлитов. К Гагели был приставлен проповедник, в совершенстве изучивший психологию людей, умевший одних склонять к полному самоотречению и самопожертвованию, а в других — разжигать страсть честолюбия и корыстолюбия и обещаниями почестей заманивать в число последователей союза.
Внимательно слушая своего наставника, следя за их методом воздействия на человека, Гагели вскоре выяснил, что исмаэлиты не придерживались определенного вероучения. Смотря по обстоятельствам, они были то мусульманами, то огнепоклонниками, то свободомыслящими, то проповедниками аскетизма, то отрицателями всякого знания, помимо их тайного обучения.
Отклонившись от мусульманства, предавая проклятию как шиитов, так и суннитов, отвергая коран, они проповедовали, что должен прийти настоящий пророк Махди, который возвестит истину. Они ловко играли именем этого несуществующего пророка, которого они представляли иудеям как Мессию, а христианам как ожидаемого Спасителя, который будет судить человечество. Между тем, в тайном учении исмаэлиты разрушали всякую веру и воспитывали глубоких скептиков, которые в своей гордости презирали нравственность, считая религиозные предписания ничем иным, как аллегориями, выполнение которых не имело малейшего значения. Но учение о неверии и полном отрицании нравственных основ жизни было открыто только высшему разряду посвященных, а младшие члены братства призывались к полному самоотречению и слепому повиновению своим руководителям.