Я вернулась из прошлого.
Я хватала воздух ртом.
В полнейшей растерянности.
Ведь ужас из моих ночных кошмаров — это я сама.
Как я могла это позабыть?
Как я могла это позабыть?
Что же я за человек, если смогла вот такое полностью вычеркнуть из памяти?
Вспомни худшее из того, что ты когда-либо сделала.
Вот это.
Я каталась по полу в кухне, как раненый зверь, из последних сил доползший до своей норы.
Колесами машины я раздавила человека.
Я убила человека.
Постукивание.
Шок.
Кровь на моих руках.
Я вспомнила.
Понятия не имею, сколько времени я там пролежала.
Мне никак не удавалось подняться на ноги. Воспоминания давили тяжким грузом. Все теперь вернулось, абсолютно все. Не только эта ночь, но и все последующее. Вина и боль. Несколько недель после этой ночи я прожила так, будто меня закутали в оболочку из ваты. Тот период и сегодня вспоминается мне смутно, но одна сцена четко запечатлелась в памяти.
Мы с Филиппом сидим в кухне, Лео спит, Филипп пьет вино, а у меня слезы капают прямо в бокал. Филипп сказал тогда:
«Что ты ревешь постоянно, ну-ка прекрати постоянно реветь».
Я не ответила. Некоторое время мы оба безмолвствовали, пили вино. И вдруг Филипп прервал молчание такими словами:
«Ты помнишь последнюю ночь перед нашей свадьбой?»
Я кивнула в ответ, он продолжал:
«Ты попросила меня вспомнить худшее из того, что я когда-либо в жизни сделал. Потому что хотела знать, за кого ты выходишь замуж. Помнишь?»
Я снова кивнула.
«Тогда я не нашел ответа на твой вопрос, — продолжал Филипп. — Помнишь? — И он осушил свой бокал. — Зато теперь у меня есть ответ».
Очередная слезинка капнула в мое белое вино, скатившись с подбородка.
Но с тех пор я не проронила ни одной слезинки.
Та женщина, которая изо дня в день объясняет подросткам в школе английскую грамматику и рассказывает о немецкой литературе, которая по утрам делает пробежку на окрестных улочках, которая занимается благотворительностью в приютах для беженцев и ходит за покупками для старушки соседки, которая в одиночку воспитывает сына и так трогательно заботится о нем, которая на удивление хорошо справляется со всеми своими обязанностями, хотя в жизни ей так страшно не повезло, та женщина — убийца.
Мать мальчика Лео — убийца.
Я осматривалась в собственной кухне, будто видела все впервые, будто я вдруг обрела способность распознать подлинную сущность вещей. Неожиданно мне стало ясно: каждая вещь в этом доме имеет душу. Этот дом все видит, слышит и чувствует, вбирает как губка любовь и ярость, ссоры и примирение. Я нахмурилась. Разве контейнер для бутербродов, с которым Лео ходит в школу, всегда имел этот насыщенный синий цвет? Разве базилик в горшочке на подоконнике всегда издавал такой сильный запах? Разве свет в кухонной лампе всегда был таким ярким? Разве расстояние от холодильника до кухонного стола не было больше? Ну, пусть и немного, но все-таки больше? Я часто-часто заморгала. Закрыла глаза, открыла глаза, но странное чувство не покидало меня. Теперь все, что здесь есть, не разумеется само собой.