Я открыла шкатулку и впилась глазами в пистолет, уговаривая себя взять его в руки. Наконец сделала это — взяла пистолет. Заткнула за пояс. Распахнула дверь комнаты, вышла в коридор и отправилась на поиски самозванца. Больше никаких страхов, никаких слез. Все серьезно.
Я остановилась на лестничной площадке. С оружием за поясом джинсов. По лбу пробежала капелька пота, одежда прилипла к телу, но холод пронизывал меня до костей, холод, от которого я не знала, как избавиться, хотя испробовала, наверно, уже все, чтобы согреться. Через открытое окно на верхнем этаже доносились пронзительные крики припозднившихся вечерних стрижей, и я вспомнила, что в прежней жизни эти крики неизменно олицетворяли для меня саундтрек лета. Пистолет давил на ягодицы, холодный, но по ощущениям как будто живой. Вперед.
Кухня. На серванте темно-синяя бутербродница, яркий свет лампы, между холодильником и кухонным столом легкое смещение, запах базилика, самозванец. Спина самозванца.
— Я больше не собираюсь играть в ваши игры, — громко сказала я.
Он осторожно обернулся, посмотрел на меня. Поднес ко рту стакан с водой, который держал в руке, медленно, не сводя с меня глаз, начал было пить, но в ту же секунду отставил стакан в сторону.
— Уходите! — сказала я.
Человек сел и неожиданно спросил:
— А где, собственно, Лео? — Глаза мои невольно округлились. — У Мириам, если не ошибаюсь?
— Оставьте в покое моего ребенка, — сказала я дрогнувшим голосом.
— Тебе незачем волноваться, — успокоил меня самозванец. — Теперь, если с тобой что-нибудь случится, у Лео есть я.
Меня так и тянуло вытащить пистолет и застрелить негодяя. Но что тогда будет с Лео? Что будет с моим ребенком, надумай я что-нибудь учинить? Нельзя так легко поддаваться на провокации.
— Скажите же наконец, что вам от меня надо! — сорвалась я, хотя услышать ответ очень боялась.
Ночь. Дорога… Нет. Он не может ничего знать, это исключено. Речь идет о деньгах, как бы он это ни отрицал.
Я отчетливо осознала, что цеплялась за эту версию как утопающий за соломинку.
Незнакомец сложил руки за головой, и я увидела по-дилетантски выполненную синеватую татуировку на левом предплечье, бледном и мускулистом, увидела впервые.
— Тебе прекрасно известно, что мне нужно, — сказал чужак. — Мне нужна истина.
Перед моим внутренним взором воскресла ночная дорога. Безжизненный комок.
Неужели это возможно?
Откуда он узнал?
— Не понимаю, что вы имеете в виду, — сказала я.
Я намеревалась до конца все отрицать. Он сам подал мне пример.
— Мы оба очень хорошо знаем, что ты сделала.
— Это вздор! Прекратите! — закричала я, решившись еще на одну отчаянную попытку. — Вы хотите денег! Я правильно понимаю? Тогда к чему весь этот театр, если я добровольно готова вам их предоставить.