— Налюбовалась, букашечка? — Уваров повернулся вокруг своей оси, приподняв руки, как бы приглашая рассмотреть его со всех сторон, его голос, низкий, почти как зоринский бас, но хриплый, приглушали стеклянные стены. — Тебя же наш герой-любовник букашечкой зовет?
Присутствие Ивана Ивановича пленник полностью игнорировал, сосредоточившись на мне, и, кажется, намеревался вывести меня из себя еще до начала беседы. Поэтому я сделала несколько шагов к нему и спокойно спросила:
— Скучаете за службой, Дмитрий, за друзьями?
— Уж так скучаю, букашечка. — Он по-бабьи всплеснул руками. — Ночей не сплю, все представляю, как я этих своих друзей-товарищей в лепехи раскатываю! Сначала Мамайку-нехристя, потом Ваньку-плаксу, ну и Креста-молодца на десерт.
Он долго еще говорил, я не вникала. Конечно, в общении с преступниками у меня опыта с гулькин нос, но типы, подобные Уварову, мне в жизни уже попадались. Он актер по характеру, ему важно некое представление показать, всю роль до конца выговорить. Сама этим грешна, актерством-то.
— А меня на ваше место на службу взяли, — сказала я негромко, когда он на минуточку смолк. — Коллежским асессором.
— Бабу? — Голос Уварова изменился в мгновение ока, сейчас он вещал высоким звенящим тенорком. — Куда этот мир катится, если уже баб в сыскари нанимать начали? Что же это делается, люди добрые?!
И лицо его изменилось, будто поплыло. Нет, черты остались прежними, но уголки глаз приподнялись, оттопырилась нижняя губа, он тряхнул головой и убрал за ухо прядку волос. Сейчас он, кажется, изображал женщину.
— Он не играет, — Зорин говорил тихо, обращаясь только ко мне. — Это безумие, Гелюшка. В нем сейчас как будто несколько разных людей обитает, какая личность в конкретный момент верх берет, с той мы и общаемся.
— Гелюшка? — спросил Уваров, раздув ноздри, будто принюхиваясь.
— Евангелина Романовна Попович, — ответила я.
— Ева-нгелина? — Он растянул мое имя по слогам, как во время знакомства когда-то сделал Крестовский. — Ева? А Семушка вам что на это сказал, тетенька?
Голос истончился, стал детским, ломким, мальчишеским.
Ну и что я собиралась узнать у этого безумца?
— Семушка велел кланяться и приветы передавал, — отчаянно улыбнулась я. — А ты, Митенька, можешь кого-нибудь из взрослых сейчас позвать?
Лицо Уварова вытянулось, опять сменив выражение, видимо, внутри происходила какая-то борьба, наконец он проговорил глубоким басом:
— О чем вы хотели меня спросить?
— Сначала представьтесь.
— Надворный советник Уваров. Впрочем, разжалованный за свои преступления. Не тяните время, Попович, у нас с вами его немного.