— Ладно, не скули, мать, не скули, — погладил ее по плечу старик и подошел к Алексею. — Неправ ты, Алексей Платонович, — сказал он и ударил себя кулаком в грудь. — Ты думаешь, Андрюха мой нажиться хотел на твоем барахле? Нет, сдуру это, с пьяных глаз. Сказать людям, не поверят… Ведомо нам, что он обидел тебя. И что ты его из больницы выгнал, тоже ведомо. А мы все же к тебе поехали. Потому что слыхали — врач ты хороший и человек настоящий. А ты… Ведь даже суд, раньше чем в тюрьму упрятать, долго судить да рядить будет. А ты — без суда. И не к тюрьме, а к смертной казни приговариваешь…
«Никишин может, конечно, многое натворить, — вспомнил Алексей слова Марины, — но за друга он в огонь и воду пойдет, жизни своей не пожалеет». Ей будет очень больно, когда она узнает… А если я уеду, не оказав ему помощи… Она никогда не простит мне… Да нет же, не в этом дело. Его надо оперировать и как можно скорей. Надо их заставить согласиться везти его в больницу, любой ценой заставить».
Алексей потер лоб крепко стиснутым кулаком, глянул на старика, на вздрагивающие плечи матери, прислушался к хриплому дыханию Никишина и сказал:
— Ладно, давайте его в больницу. Не выдам я.
Когда Никишина привезли в больницу, еще только светало. Алексей сказал, чтобы его сразу же несли в рентгеновский кабинет.
На рентгенограмме отчетливо видна была пуля. Она застряла под правой лопаткой между ребрами…
Корепанов приказал сестре готовить все для операции и послал за Лидией Петровной.
Когда Алексей нащупал пулю, он задержался на секунду, потом сказал сестре, чтобы она шла готовить все для переливания крови. Наконец Алексею удалось захватить пулю и вытащить. Он внимательно осмотрел ее и бросил в тазик.
— Я нарочно отправил сестру.
Вербовая вопросительно посмотрела на него.
— Я обещал не выдавать Никишина, — сказал Корепанов. — Так что… вы пули не видели.
— Хорошо, я пули не видела, — спокойно сказала Вербовая. — А что записать в историю болезни и операционный журнал?
— Только правду. Но я это сам сделаю.
Операция закончилась. Никишина унесли. Корепанов сел за стол и стал записывать в операционный журнал. Вербовая сидела на табурете, тщательно вытирала руки и смотрела на него.
— По закону я обязан сообщить в милицию, — задумчиво произнес Корепанов и вдруг улыбнулся. — Интересно, что следует за недонесение?
— Я могу узнать, — серьезно сказала Лидия Петровна.
На следующий день, улучив минуту, когда в операционной никого, кроме нее и Корепанова, не было, Вербовая сказала:
— Статья сто восемьдесят седьмая. Лишение свободы от одного до четырех лет.