Пришла Марина. Алексей поднялся ей навстречу.
— Что случилось? — спросила она, отвечая на рукопожатие.
— Мне нужно с вами посоветоваться, — сказал Корепанов.
После того, как Алексей рассказал о Никишине, она долго молчала, не скрывая своего волнения. Марина понимала, что он растерян сейчас, что пришел за помощью, за советом. И от того, что она скажет, зависит очень многое — его судьба, судьба Никишина и, может быть, ее тоже.
— Я не знаю законов, — произнесла она тихо. — Я не знаю, какие причины заставили Андрея пойти на такое. Знаю только, что для наживы он никогда не пошел бы на это. Не смог бы…
— Что же мы сидим? — поднялся Корепанов.
Она тоже встала.
Они пошли по аллее. Было совсем тихо. Уличный шум почти не долетал. Лишь изредка доносились приглушенные звонки трамваев, автомобильные гудки.
— Что вы намерены делать? — спросила Марина.
— Конечно, я дал слово. Но почему я дал? Потому что не мог не дать. Это был единственный способ спасти человека. Я обязан был его спасти. Я бы все равно не смог уехать, не добившись согласия на операцию.
— Я понимаю. Это — долг, — тихо проговорила она.
— Позвонить в милицию — тоже долг.
Она взяла его под руку и прижалась к нему плечом.
— Да нет же, Алексей Платонович, вы поступили по-человечески. И дальше пусть будет так же — по-человечески. И не надо рефлексии. Это у вас от усталости. Посмотрите на себя. На вас лица нет. И потом… Это же Андрюшка Никишин, отчаянная голова!
— Черт бы его побрал, этого вашего Никишина. Он ведь мало того, что на склад полез, он стрелял, мог бы и не промахнуться.
— Мог бы, — согласилась Марина. — И все-таки вы не должны доносить на него.
Алексей поморщился.
— Доносить. Какое противное слово — «доносить».
— Я не так выразилась, — поправилась Марина. — Я хотела сказать…
— Не буду, — сказал Корепанов и улыбнулся. — Теперь мне легче: нас теперь двое — вы и я. Вдвоем всегда легче.
— Да, — согласилась Марина. — Вдвоем всегда легче.
На следующий день она пришла проведать Никишина, принесла большой букет цветов, попросила у Люси кувшин с водой, сама поставила цветы в воду и только после этого присела на стул у постели.
— Как же это ты? — спросила она тихо, когда Люся вышла.
Никишин молчал.
— Алексей Платонович мне все рассказал. Но он ведь не знает, почему ты это сделал.
Никишин молчал.
Она смотрела на него и вдруг вспомнила, как летом сорок третьего они вдвоем шли в разведку. Дорогу пересекала речка. Ее надо было перейти вброд. Но рядом у омута сидел немец с удочкой. По одну сторону — автомат, по другую — консервная коробка с червями. Решили подождать немного, думали — уйдет. А он сидит, смотрит на поплавок и напевает песенку. Никишин решил: надо убрать немца. Подполз незаметно, ударил ножом и в омут столкнул. Автомат спрятали в лесу и пошли дальше. Но Андрея словно подменили после этого. Он долго молчал, потом произнес не то с грустью, не то с досадой: