– Уезжаю, – ответил Фамицкий. – Направили в Ленинград, в Военно-медицинскую академию. Повышать квалификацию. Вера Андреевна… – В его голосе мелькнула робость, очень ему не подходящая. – Могу я увидеться с Надей?
– Ну конечно!
– Но ее нет.
– Как нет? Не может быть! Она целыми днями здесь. Сейчас я ее найду! – воскликнула Вера. – Подождите. Только не уходите! Сейчас!
Она бросилась в особняк, распахнула дверь в Надину комнату – пусто.
– Да куда же она подевалась?! – Вера была вне себя от возмущения. – В самый нужный момент!
Не найдя сестру, она вернулась к Фамицкому.
– Что ж, не судьба, – сказал он, выслушав Верины извинения. – Передайте Наде… А впрочем, не надо. Всего доброго, Вера Андреевна.
Глядя, как он уходит по аллее, она в сердцах произнесла:
– Такой идиотки, как моя сестрица, свет не видывал!
– Выпьешь?
Смирнов отпил из своего бокала и налил вина Вере. Она лежала на кровати и курила французскую сигарету из его портсигара. Одеяло сползло на пол, но она его не поднимала. Связь со Смирновым длится уже почти год, весь год она чувствует себя как на тонком весеннем льду, продумывает каждый свой шаг, и нагота – последнее, что она хотела бы от него скрыть.
– И пьяной на электричку? – пожала голыми плечами Вера. И напомнила: – Свое служебное авто ты ведь мне не предлагаешь.
– Есть причины, – ответил он.
– Интересно какие?
Смирнов посмотрел на нее оценивающим взглядом. И, словно что-то решив, сказал:
– Не стоит моему шоферу знать о нашей связи.
– Почему?
– У меня к тебе предложение, – произнес он вместо ответа.
– Руки и сердца? – усмехнулась Вера.
– Это в будущем. А пока вот что…
Он говорил, Вера слушала – и невозмутимость ее развеивалась как дым.
– Не может этого быть! – наконец, не выдержав, перебила она его.
– Почему не может? – пожал плечами Смирнов.
– Потому что у власти кто угодно, но не идиоты, – уверенно сказала Вера. – По-твоему, нэп объявили и все восстановили, чтобы опять разрушить? Опять голод, продразверстка, все у всех отнять? Да это бред какой-то!
– Это факт, Вера, – устало проговорил он. – Все у всех отберут. Вопрос времени. Недолгого, думаю.
– Но зачем?!
Наверное, она воскликнула это так, что сила ее изумления оказалась больше, чем сила его всезнания.
– Затем, что не для того революцию делали! – отставив недопитый бокал, припечатал он. – Ты же в деревне живешь – любого мужика спроси, он тебе скажет: у меня корова, лошадь, мельница, зерно, картошка, что там у него еще… А мы ему тогда зачем? Да плевать он на нас хотел. Сам себя прокормит, сам себе хозяин! И в городе то же самое: обувь шей, булки пеки, доход считай. А вот этого мы, Вера дорогая, не потерпим. Ты к нам на пузе приползи – разрешите мне, товарищи начальники, хлебушек кушать. Дышать разрешите! А мы подумаем, разрешать или нет. Поняла?