Ну да этаких слов Лушка не знала и про соблазнительную свою красу сейчас не думала. Степан пообещал, что забежит к ней сегодня перед работой, и Лушка торопилась.
Она уже выходила из воды, когда заметила, что вдалеке по пустоши идет человек в военной форме. Лушка видела его со спины и испугалась, что он обернется и увидит ее голую, поэтому быстро присела в траву.
А когда, осторожно привстав, снова посмотрела в его сторону, то увидела уже не человека, а волка, бегущего через пустошь. Это было так неожиданно, что Лушке показалось даже, будто она видит холодные волчьи глаза, слышит его вой… От ужаса она упала в траву и зажмурилась. Но через несколько секунд природное любопытство все же взяло верх над страхом: приподнявшись над травой, Лушка посмотрела туда, где только что видела волка.
Никого не было на Оборотневой пустоши, лишь колыхалась, сколько взгляда хватало, густая трава. Лушка быстро перекрестилась на церковь – хоть и закрытая стоит, и крестов на ней нету, а все же! – и, поспешно натянув одежду на мокрое тело, побежала домой.
В ту же самую минуту одевался у себя в избе и Степан Кондратьев. Все еще спали – Наталья на широкой кровати рядом с сыном Петькой, мать на полатях за ситцевой занавеской.
Когда Степан бесшумно пошел к двери, Наталья подняла голову и настороженно, совсем не сонно спросила:
– Ты куда?
– Корове накошу, – буркнул Степан. – Потом в колхоз.
– Петьку возьми. Поможет.
– Сам справлюсь. Пускай спит.
Степан вышел.
– Чем я тебя прогневила, господи?! – шепотом взвыла Наталья.
Выглянула из-за занавески свекровь, зло процедила:
– Сама виноватая! Мужу потрафить не умеешь!
Наталья беззвучно плакала, уткнувшись в подушку.
Лежа с открытыми глазами к матери спиной, Петька сердито натянул на голову одеяло.
Уже через минуту Степан приставил косу к бревенчатой стене Лушкиного дома и, торопливо оглядевшись, без стука вошел внутрь.
Тем же июньским утром и тоже без стука вошла в комнату своей младшей сестры Вера Ангелова.
– Извини, Верочка, я проспала, – сказала Надя, торопливо закалывая волосы. – Что, уже собрались?
– У входа стоят, – кивнула Вера. И добавила с холодной усмешкой: – Извини, что без стука: я была уверена, что с мужчиной тебя в постели не застану.
К тридцати семи годам Верина внешность сделалась еще более отчетливой; да, пожалуй, это слово подходило наилучшим образом. Если бы надо было дать портрет деловой дамы советского времени – не женщины, а именно дамы и не советской, а вот именно проживающей свою жизнь в то советское время, которое ей выпало, – то написать этот портрет следовало бы с Веры Андреевны Ангеловой.