– Зачем ты так, Вера? – укоризненно заметила Надя.
– А ты не замечаешь, что потихоньку превратилась в банальную старую деву? – вместо ответа спросила та.
– Но ведь время неумолимо, – пожала плечами Надя. – Что же я могла сделать?
– Замуж выйти, – напомнила Вера.
– Я никого не полюбила, – улыбнулась Надя.
– Кроме гения Павлуши Кондратьева, – усмехнулась Вера. – Который забыл тебя при первой возможности. Впрочем, я была бы удивлена, если бы случилось иначе.
– Зачем ты так, Вера? – дрогнувшим голосом повторила Надя.
– Затем, что надо смотреть правде в глаза, – отрезала Вера. – Тебе двадцать девять лет. И что у тебя за жизнь? Ни мужа, ни детей. Ну? – усмехнулась она. – Почему ты не спросишь: а у тебя что за жизнь, Вера? – И, не дождавшись от сестры этого вопроса, ответила на него сама: – Я не вышла замуж, потому что у меня сильная воля. А ты – потому что у тебя воля вообще отсутствует. Для меня независимость благо. Для тебя – угасание. Мы с тобой совершенно разные. Хотя Фамицкий почему-то утверждал, что мы с тобой похожи, – вдруг вспомнила она.
– Какой Фамицкий? – машинально спросила Надя.
«Что это с Верой сегодня? – подумала она. – Зачем начинать день в таком дурном расположении духа?»
– Семен Борисович Фамицкий, врач. Которого ты когда-то упустила.
– Что за ерунда? – пожала плечами Надя. – Я даже не помню, как он выглядит.
– Извини, – вздохнула Вера. – В общем-то, я говорю о себе. О старой… Хоть и не деве, но все-таки старой. О своей бессмысленно прошедшей жизни. Поторопись, – напомнила она. – Пионеры ждут.
– Ребята, сейчас мы с вами пройдем в музейный зал. Коллекция, которую мы увидим, собиралась много лет профессором Андреем Кирилловичем Ангеловым.
В голосе большеглазой экскурсоводши, которая представилась Надеждой Андреевной, слышалось такое радостное и таинственное обещание, что пионервожатый Максим Матвеев почувствовал, как сердце у него замерло. Но о своих обязанностях забывать было нельзя, и он скомандовал пионерам:
– В музее ничего руками не трогать!
Пока дети слушали рассказ экскурсоводши про смешного китайского дракончика и кованую розу с золотистыми лепестками, Максим подошел к витрине, в которой стояло на специальном постаменте большое хрустальное яйцо с бесчисленными сверкающими гранями. Он достал лупу и принялся его разглядывать.
– А почему грани несимметричны? – спросил он у подошедшей Надежды Андреевны. – Вот здесь, видите?
Она улыбнулась такой улыбкой, от которой у Максима почему-то защипало в носу, и ответила ясным голосом:
– Это хрустальное яйцо – символ целебных ангеловских вод и, значит, символ жизни. А жизнь… всегда несимметрична.