Степан обернулся, рванулся к ней.
– Куда? – рявкнул было командир. Но, окинув Лушку взглядом и вспомнив, наверное, семейные проводы в деревне, разрешил: – Ладно, простись. Красивая…
Степан обнял Лушку так, что слезы брызнули у нее из глаз. Да нет, не от силы его объятия они брызнули…
– Степа! Не ходи! – захлебываясь слезами и поцелуями, горячо прошептала она.
– Ну что ты?
Оторвавшись от Лушкиных губ, Степан взглянул ей в глаза и понял, что бойкая его любовь не только страдает, но и страшно сердита.
– Пускай сами воюют! – заявила она. – Не ходи!
– Глупенькая. – Он пригладил ее растрепавшиеся волосы. – А кто ж пойдет?
– Кто хочет!
– Да кто ж воевать хочет? – улыбнулся он. – Не плачь.
– Как не плакать? – всхлипнула она. – Люблю я тебя.
Степан что-то достал из кармана пиджака, протянул Лушке. На его раскрытой ладони лежало то самое кольцо, которое когда-то отдал ему отец, назвав фамильным кондратьевским перстнем.
– Ой! Это что? – удивилась та.
– Тебе. – Степан надел кольцо ей на палец. – Обручальное. Вернусь – всё решу, Луша.
Он поцеловал ее быстро и крепко, оттолкнул и бегом догнал строй. Лушка долго смотрела ему вслед – туда, где три дня назад померещился ей неведомо откуда взявшийся то ли военный, то ли волк, – а потом без памяти упала в траву.
Во дворе Главнауки горел костер. Запах дыма смешивался с острым запахом октябрьских листьев. Женщины выносили из здания папки с документами и швыряли их в огонь. То же самое происходило по всему городу – вся Москва в панике жгла документы, ожидая, что немцы войдут в город в любую минуту.
У кабинета Хопёра собралась такая толпа, что войти к начальнику не представлялось возможным. Кому угодно не представлялось, только не Вере – не обращая внимания на возмущенные крики, она пробилась к двери и, вырываясь из цепких рук, уворачиваясь от тумаков, прорвалась в кабинет.
Хопёр был одет в военную форму, но при его животике, вечно потной лысине и испуганном взгляде выглядел в ней самым пародийным образом.
– Что у тебя? – не здороваясь, сказал он. – Три минуты.
Зазвонил телефон у него на столе. Он снял трубку и тут же положил обратно на рычаг.
– Военный режим? – усмехнулась Вера.
– Не насмешничай! – цыкнул на нее Хопёр.
– Какая уж тут насмешка, – пожала она плечами. – Как будем эвакуировать фонды, Геннадий Петрович?
– Твои фонды?
– Фонды государственного музея-заповедника Ангелово, – жестко произнесла Вера. – Экспонаты подготовлены к эвакуации.
– Ты мне тут не указывай! – взорвался Хопёр. – Сам знаю!
– Так сообщите мне. Чтобы я тоже знала, что вы намерены делать.