– Ну, давай за встречу, – сказал он.
Вера не взяла свой бокал. Тогда Смирнов взял его сам и, поднеся к ее губам, наклонил так, что ей пришлось сделать глоток. Коньяк обжег горло, она закашлялась.
– Полегче стало? – спросил Смирнов. – Ты закуси, закуси.
– На ночь вредно для фигуры, – пробормотала она.
– Вот уж о чем тебе можно не волноваться, – усмехнулся он. – Поешь. И пей, пей. Коньяка у нас теперь вволю. С тех пор как мы во Францию вошли.
– Мы? – переспросила Вера.
– Я же в Берлин тогда выехал, – объяснил он. – Там и остался.
– И преуспел.
Как ни противно было пить его коньяк, но огонь в горле вывел из оцепенения. Вера сделала еще несколько глотков.
– А то! – хмыкнул Смирнов. – Сразу понял, что за фюрером будущее.
– Да. Ты понятливый.
– Ну так ведь опыт имею от прежнего отечества, – пожал он плечами. – Давай еще по одной.
Он снова разлил коньяк по бокалам и, покосившись на Веру, заметил:
– Переменилась ты. Был острый язычок, а теперь молчишь, как сычиха.
– Спать хочу.
Тяжелое молчание повисло в гостиной.
– Хоть расспросила бы, кто я, что.
В голосе Смирнова послышалась обида. Вера окинула его ироническим взглядом и сказала:
– И так видно.
Он мало изменился за те годы, что она его не видела. Та же поджарая фигура, та же брутальность во всем облике и некоторая при том элегантность. Прежде она видела его исключительно в дорогих костюмах, но и военная форма ему идет.
Он взял свой бокал и, выйдя из-за стола, удобно устроился в кресле. Видно было, что ему хочется похвастаться своей успешной жизнью, тем более Вере, которая способна оценить его достижения.
– Насчет аукционного дома я тогда передумал, – начал Смирнов. – Осмотрелся, прикинул – ну кто я в Германии? Советский невозвращенец. Пятый сорт.
– А тебе надо первым быть? – усмехнулась Вера.
Она отпила еще коньяка, и самообладание вернулось к ней окончательно.
– А я и есть первый, – в тон ей ответил он. – Высшая раса. Ну, по крови вроде бы получается не совсем… И то, знаешь ли, как посмотреть. Но по духу истинный ариец. В партию вступил, хорошо себя зарекомендовал. И вот – как видишь. Так был бы торговец, как еврей какой, а так – офицер вермахта. А картины, статуэтки – это теперь для личного удовольствия. Коллекционирую.
Слушать все это было невыносимо. Да и с какой стати она должна это слушать?
– Я устала, – сказала Вера, вставая из-за стола. – Пойду спать.
– Я тебя не отпускал.
Его тон переменился мгновенно. И не только тон, но и сам голос, и даже лицо стало похоже на стальную маску.
– Вот как? – медленно проговорила Вера.
– А ты как думала? – отрубил Смирнов. И приказал: – Ты мне эти бабские игры брось. Я с тобой что, светскую беседу веду?