Ангел-хранитель (Сотников, Берсенева) - страница 6

И сегодня тоже. Даже в тусклом свете лучины было заметно, какой унылый разор царит теперь в избе. А ведь Кондратьевы никогда не бедствовали, и дом, поставленный дедом Ильей, был в деревне из лучших.

– Здорово, Федь, – сказал Степан.

Он один улыбнулся брату и, отложив упряжь, которую чинил, встал ему навстречу.

Восьмилетний Пашка не сразу и заметил, что в избу кто-то вошел. Подняв голову от фигурки, которую вырезал из дерева, он посмотрел на старшего брата таким нездешним взглядом, какой Федор видел на картине итальянского художника Боттичелли в альбоме ангеловских барышень.

Мать месила тесто с такой яростью, словно не тесто это было, а горькое горе.

Но горе ее было не в квашне – сидело за столом, уронив голову на столешницу. Отец, как обычно, был пьян. Бутыль самогона, стоящая перед ним, была пуста. Услышав, что Степан здоровается с братом, отец поднял голову, посмотрел на старшего своего сына мутным взглядом и, ни слова не произнеся, придвинул к себе бутыль.

– Прорва ненасытная! – в сердцах бросила мать.

– Молчи, дура, – заплетающимся языком пробормотал отец.

– В могилу лягу – замолчу! Недолго тебе ждать, ирод! Ой, горе наше горькое! – запричитала мать. – Что с тобой сталось, Тимофей?!

– Ишь, завыла! Хватит, сказал! Самогону подай!

– Нету! И так картошку всю на проклятое зелье извел! Нету! – Она завыла. – Господи, был мужик как мужик… А революция настала – будто с цепи сорвался!

– Всю жизнь на цепи просидел! – Тимофей скрежетнул зубами.

– Брось, батя, – миролюбиво произнес Степан. – Пойдем, спать ляжешь.

Он попробовал поднять отца с лавки, но Тимофей оттолкнул его.

– Не трожь, Степка! Сам себе теперь хозяин! Поняли? Сам!

– Хватит тебе. – Федор снял фуражку, повесил на гвоздь. – Такое время настало! Перед народом все пути открылись. А ты спиваешься.

– А ты мне не указывай! – гаркнул Тимофей. – Думаешь, начальником заделался, так можно теперь отца учить?

Он погрозил Федору кулаком и попытался встать, но это ему не удалось.

– Господь с ним, Федя, – опасливо проговорила мать. – Ничего не поделаешь. Не надо на отца злиться. В кои веки заехал проведать, сынок, и злишься. Грех это. Сядь, поешь горячего.

Не глядя на отца, Федор молча сел за стол. Мать подала ему щи и хлеб.

– Морду воротишь? – не унимался Тимофей. – Брезгуешь с отцом поговорить? Ангеловы во всем виноваты!

– Тять, ну чего ты? – сказал Степан. – При чем тут Ангеловы?

– Что я видел? – надрывно продолжал Тимофей. – Всю жизнь при них. Благодетели! А сами… Все, что отец, покойник, сделал, себе захапали!

Федор отставил нетронутую миску, бросил ложку и резко встал из-за стола.