, Бартош, не теряй надежды…» Его несколько смущает благодушие, царящее в школе.
Вальтер переспросил, искренне не понимай, куда клонит товарищ Редыко.
Недостаток бдительности. Известно ли товарищу Вальтеру, какие разговоры ведут между собой курсанты в его отсутствие?
В Вальтере закипал гнев: прикажете подслушивать?
Никаких приказов Редыко отдавать не собирается. Однако следовало бы хорошенько задуматься над тревожащим фактом: несколько человек из последнего выпуска, едва ступив на польскую землю, были арестованы дефензивой, из предпоследнего — тоже.
— Людей отбирает ЦК, — возразил Вальтер.
— Никто не гарантирован от ошибок. Во–вторых, исключена ли возможность вербовки дефензивой после отбора?
— В школе? — Вальтер старался сохранить хладнокровие.
Разговор этот оставил у него осадок тем более тяжкий, что Редыко, вскоре вернувшийся в Польшу, погиб. Дефензива, не проявляя большой изобретательности, инсценировала самоубийство. (Вальтер вздрогнул, когда Вильгельм Пик, открывая XIII пленум ИККИ, предложил почтить память погибших от вражеской руки и среди первых назвал Редыко…)
Накал международной обстановки, прав был покойный Редыко, нарастал с часу на час. Гитлер, дорвавшись до власти, обдуманно и стремительно военизировал Германию.
С Запада доносилось пробуждающееся дыхание войны.
В 1933 году Хенрика Тоувиньская приехала с экскурсионной группой в Москву.
На Белорусском вокзале ее встретили Макс и… Боже коханый! Неужто этот человек с морщинами, глубоко врезавшимися в бледные щеки, этот военный в немыслимо долгополой шинели — Кароль?
На площади ждала машина. Он сел за руль, с места дал газ. Автомобиль заносило на обледеневшей мостовой, припорошенной красноватым песком.
— Прошу тебя, осторожнее.
Нетерпеливо сигналя, Кароль лавировал среди толп, переходивших улицу, где им вздумается, не обращая внимания на милиционера с большим черным свистком во рту.
Не азарт это был и не ухарство. Рядом сидела Хенрика, родная Хеня. Он радостно сжимал руль и давил на педаль.
Сведущие экскурсанты объяснили пани Тоувиньской, что ее брат своим чином соответствует польскому генералу.
Ничего себе генерал! Нечего сказать, «генеральская резиденция»! Случайная старая мебель — к тому, что помнила Хенрика с восемнадцатого года, прибавилась пара стульев. Стол — Хенрику не проведешь — празднично накрыт усилиями всей семьи. Значит, ужаснулась она, на это ушли пайки, полученные на целую неделю…
Но самое удивительное — они себя не чувствовали несчастными и смеялись, когда старшая сестра приносила аккуратно завернутые в салфетку котлеты из интуристовского ресторана гостиницы «Новомосковская».