Мервин встал.
– Послушайте, – начал он и замолчал.
– Да?
– Так, ничего.
Однако прощаясь с Эрнестом на верхней ступеньке крыльца, он сказал:
– Передайте Элеоноре, что я подумаю над ее предложением. Может, я в конце концов передумаю и немного наскребу, чтоб ее выручить. Но времена нынче, сами понимаете, трудные, а у меня еще сын-калека. На него много денег уходит.
– Выбросьте это из головы, – сказал Эрнест. – Даже не думайте.
– Передайте Элеоноре, я сделаю, что смогу.
Минуты с четыре после ухода гостя Эрнест ломал голову над последними словами Мервина. Затем он откинулся на спинку мягкого шоколадного цвета кресла и ухмыльнулся во всю свою моложавую физиономию, отчего его лоб пошел морщинами до самой кромки серебристо-белых волос.
Через полчаса он был в Кенсингтоне у Элеоноры в ее школе танцев. Он застал хозяйку в одной из кабинок для переодевания, что опоясывали большой танцевальный зал на втором этаже, и, чтобы привлечь ее внимание, совершил изящный пируэт.
Она разгладила на бедрах бархатные джинсы и затянула ремень, что всегда делала, желая сосредоточиться.
– Как дела? Что-нибудь вышло?
– Думаю, да, – ответил он.
– Он даст денег?
– Думаю, да.
– Эрнест, ты, верно, умеешь очаровывать мужчин. Я готова была поклясться, что ты не вытянешь из Мервина и засохшей макаронины, особенно в мою пользу. Он, как правило, жутко прижимистый. Что он сказал? Как ты этого добился?
– Шантажом, – ответил Эрнест.
– Каким образом, дорогой?
– Я же сказал. Конечно, полной уверенности еще нет, но я почти не сомневаюсь, что ты, моя дорогая, получишь деньги.
– Как ты умудрился?
– Непреднамеренным шантажом.
– Как это? Расскажи все.
– Я угостил его ланчем. Объяснил твои затруднения. Попросил о займе. Он отказал. Тогда я задал ему кое-какие вопросы совсем на другую тему, а он их воспринял как скрытый шантаж. После этого, уже на пороге, он уступил.
– Что это за вопросы, которые он принял за шантаж? О чем они?
– Прости, лапушка, но я не могу сказать. Это очень личное дело.
– Меня касается? – спросила Элеонора.
– Нет, совсем не касается, честное слово.
– Честное слово, совсем не касается?
– Честное слово.
Это ее успокоило. Эрнест оставил Элеонору погруженной в расчеты, в которых она учла субсидию от Мервина Хогарта. Она сидела на пушистом белом коврике, скрестив ноги, с бумагой и ручкой в руках. Складывала и умножала, словно и не было забот последнего времени, словно еще накануне не было разговоров и мыслей о банкротстве. Перед уходом Эрнеста она сказала:
– Не забудь возместить расходы на ланч.
– Хелена?
– Минуточку, не вешайте трубку.