Слава тебе Господи, приехали!
Хованский был всё тот же: землистое лицо, мало знакомое с солнечным светом, клювом изогнутый нос, смолистая борода да взгляд, не ведающий ни сострадания, ни улыбки. Неизменность тоже может обрадовать того, кто соскучился по дому: не мил, но привычен. Матвей поклонился и начал свой отчёт. Хованский слушал вполуха, то и дело с шумом втягивал воздух, подавляя зевоту. Оживился лишь при упоминании о новгородской грамоте. Матвей предпочёл бы до времени не шуметь о ней, ибо грамота, грозившая нарушить покой великокняжеской семьи, нуждалась в особой проверке.
— Сам проверять станешь или мне доверишь?
Хованский шуток не любил и сам не шутил. Раз так спросил, значит, шибко осерчал. Делать нечего, вытащил Матвей спрятанную на груди новгородскую грамоту, протянул Хованскому. Тот схватил и поднёс к самым глазам, ибо в старости стал видеть совсем плохо. Прочитав, довольно хмыкнул и приказал рассказать, как она оказалась у Матвея.
— А этот, кто новгородца нашёл, верный человек? — спросил он, выслушав рассказ.
— Вернее некуда! — с жаром воскликнул Матвей. — Ручаюсь, как за себя.
— За тебя-то кто поручится? — вздохнул Хованский и приказал привести Семёна.
Тот вошёл, поклонился и встал у двери. Хованский подозвал его поближе и велел рассказать о встрече в лесу. Рассказ не составил и двух десятков слов.
— Где твой нож? — строго спросил Хованский.
— Я его в злодея метнул, кто сумку хотел стащить, а искать не стал: темно было.
— Этот?
— Он, — обрадовался Семён, — нашёлся...
— Он и не терялся, — оборвал его Хованский, — в груди у убиенного посланника торчал.
— Господь с тобой, князь, — растерялся Семён, —то был другой нож, с загнутой рукояткой, да и вытащил его Сцибор из бедняги, вот те крест.
— И поклясться на кресте сможешь?
— Смогу. — Семён засуетился и вытащил золотой тельник.
— Покажь, — подскочил Хованский, — э, да не простой у тебя крест, не наш — латинский.
— С поляком побратались, — засмущался Семён. — Мой-то попросце был, это верно.
Хованский отошёл подалее и грозно заговорил, выделяя каждое слово:
— Более не говори, за тебя поличное кричит. Изменил ты нашей православной вере, — указал он на крест, — и делу государеву. Убил сим ножом гонца, который шёл к нам с важными вестями, а грамоту подменил.
— Зачем? — не выдержал Матвей.
— А затем, чтобы извет на Андрея навести и великих князей меж собой поссорить.
Семён побледнел, на лице его выступили мелкие капельки пота. Он шумно задышал, подыскивая оправдательные слова, но они почему-то не находились.