Вызвал он наутро жалобщиков и приказал Лыке держать перед ними ответ. Тот сначала презрительно молчал, но, когда горожане осмелели и начали числить свои обиды, не выдержал и вступил в спор. Родовитость не помогала, князь ругался, как последний простолюдин. Вскоре обе стороны так распалились, что в насквозь промерзшей избе сделалось жарко. Ощера молчал, терпеливо ожидая, когда высокое пламя поглотит мелкие раздряги и оставит лишь самое главное. Рдвя обозначились жаркие угли, дал знак поставить на стол большой двустворчатый ящик и раскрыл его. На внутренней стороне каждой створки были натянуты вощёные шнуры с нанизанными костями. Увидев необычную штуковину, спорщики затихли.
— Это дощаные счёты, — пояснил Ощера, — измыслены новгородскими умельцами для торгового дела. С их помощью счисляют деньги, товары, подати, а я попытаюсь вины ваши счислить. Наберётся жалобе два добрых свидетеля, ино вина наместника — костяшка на сей доске влево. Защитится он от жалобы двумя добрыми свидетелями, ино ваша вина — тогда влево костяшка на другой доске. Виноватый платит пеню истцу и государю. Расчёт и управа опосля всего дела. Начинайте!
Оробели лучане от невиданного доселе суда. Начали чесать в головах — как там поведут себя эти костяшки? Сидят, молчат, и Лыко тоже не в себе:
— На кой мне эти жидовские хитрости? Я те и на пальцах всё сочту!
Опять не сробел Ощера от княжеского наскока:
— Сия хитрость мне нужна, ибо чую, пальцев твоих будет мало.
Снова тишина в судной избе. Наконец один из молодых набрался храбрости, вздохнул глубоко, будто перед прыжком в студёный омут, и выпалил одним духом:
— Ране платили товарный налог по полуденьге с рубля да по полуденьге с саней, а ныне вдвое супротив прежнего.
— Признаешь? — спросил Ощера.
— А на какие шиши я бы новый приказ построил? Государю подать не умалишь и ост его щедрот не разживёшься, — усмехнулся Лыко.
— И сколь у тебя налоговых рублей за год выходит?
— А я почём знаю? У казначея спроси.
Ощера нахмурился:
— Я тебя именем государя спрашиваю. Будешь дерзить, судейскую пеню заплатишь.
Лыко покривился, однако ж кликнул одного из писцов и, пошептавшись с ним, объявил:
— Тридцать рублей!
— А в прошлом годе сколько заплатили?
— Столько же. Я же говорю, государеву подать не умалишь.
Ощера подошёл к окну, посмотрел на новую приказную избу и спросил:
— Во что стала сия изба?
Лучане переглянулись:
— Рублёв пять-шесть...
— Десять! — выкрикнул Лыко.
— Пусть десять, — согласился Ощера. — Налог увеличил вдвое, а государю заплатил по-старому. Из оставшихся тридцати рублёв десять ушло на приказную избу, а двадцать взял себе. Вот их и вернёшь: десять горожанам, а десять в государеву казну. На твоей доске одна костяшка влево на одном шнурке и две другие туда же на другом, верно?