Джанибек, обосновавшийся на месте бывшего ордынского подворья в Замоскворечье, обеспокоился обвинениями в измене исламу. Разве он не произносит вслух и с истинной верой вечный шахад[52]; разве не совершает ежедневно пятикратный намаз, не поступаясь в нём ни единым словом или жестом; разве не соблюдает всех правил уразы[53] и не делает ли сверх того ещё несколько добровольных постов; разве не помогает попавшим в беду мусульманам?
Мулла согласно кивал:
— Да, да, твоё благочестие хорошо известно. Оно дошло даже до верховного имама, который считает тебя московским ишаном[54]. Но как ты можешь исполнять святые обязанности, если в Москве нет ни одной мечети?
Остановились в конце концов на том, что Джанибек созовёт всех важных служилых татар для ознакомления с посланием имама и выпросит у московского государя разрешение на строительство мечети. И вот в Москву стали съезжаться служилые татарские царевичи и князья: Даньяр, Касим, Латиф, Нурдавлет, Айдар, Бердоулат. Людям часто приходилось слышать о переходе их на московскую службу, но чтобы уже столько накопилось... Вспоминалась поговорка, связанная с появлением многочисленных рыжих ребятишек с красивыми, чуть раскосыми глазами: «То ль от рыжей бороды, то ль от Золотой Орды». В споре о потомстве простая рыжая борода явно проигрывала, и опасливые москвичи прятали под замок взрослых дочерей.
В этом году у христиан и мусульман посты совпадали по времени. Татары, находясь под строгим надзором доморощенного праведника и приезжего муллы, держались осторожно и, как предписывалось правилами, не ели и не пили в течение дня. Зато навёрстывали упущенное с темнотой, благо наступала она всё ещё рано. Сцибор, приехавший вместе с Бердоулатом, решил следовать сразу двум постам: днём он как истый христианин поглощал каши, пироги, оладьи, капусту, грибы, ягоды, кисели — всё, на что не скупились гостеприимные московские хозяйки, а по вечерам вёл беседы с Нурдавлетом и
не отказывался от скоромного, припасённого в изрядном количестве его мудрым другом.
Они давно не виделись. Сцибор почти всю зиму провёл вместе со своим учеником в тайном войске царевича Даньяра, прикрывавшего Москву с востока, а Нурдавлет просидел в данном ему Городце, пытаясь скрасить книгами разлуку с любимым сыном. Учение не пошло впрок, он с грустью признался:
— То немногое, что я узнал в эту зиму, оказалось почти ничем по сравнению с тем, что мне неизвестно.
Сцибор был занят дымящейся бараниной. Он кое-как освободил рот и невнятно произнёс:
— Не стремись знать всё, чтобы не стать невеждой во всём.