— Ни хрена не было. А если бы и было, я бы вряд ли сказал. Я хоть и дерьмо, но не настолько же.
— Ну что ж, спасибо и на этой малости, — сказал я.
— Я тебе ничего не должен, — зачвил он. — К черту и тебя и всех остальных богом проклятых ищеек.
— Опять пошло-поехало, — вздохнул я.
Мы уже дошли до оконечности озера. Я оставил его на берегу и вышел на маленький пирс. Оперся о деревянный поручень в конце пирса и обнаружил, что мнимый музыкальный павильон представляет собой всего лишь подпертые стенки, смыкающиеся под плоским углом по отношению к плотине. На них была насажена крыша, выступающая фута на два вперед и играющая роль перекрытия. Билл Чесс подошел и прислонился рядом со мной к перилам.
— А за спиртное все равно спасибо, — сказал он.
— Ладно. Рыба в озере водится?
— Немного форели. Все старые тертые шельмецы, свежего приплода нет. Сам-то я до рыбы не охотник. Мне ее даром не надо. Извини, я опять сорвался.
Я хмыкнул, облокотился о перила и загляделся в глубокую тихую воду. Сверху она выглядела зеленой. В глубине что-то колыхнулось, скользнула быстрая зеленоватая тень.
— Это Дедушка, — сказал Билл Чесс, — старый проныра. Ты только глянь, до чего здоров. Разжирел, бесстыжая твоя рожа.
В глубине виднелось что-то, напоминающее подводный настил. Я никак не мог понять, к чему он там, и спросил Билла.
— Раньше, когда плотины еще не было, там был лодочный причал. А когда ее возвели, вода поднялась, и причал ушел под воду на шесть футов.
К одной из стоек пирса была привязана потертой веревкой лодка-плоскодонка. Казалось, она лежала на воде неподвижно, но, если приглядеться, какие-то невидимые течения едва заметно колыхали ее. Тихий, безветренный, прогретый солнцем воздух был насыщен покоем, какого не сыскать в городах. Так бы и стоял здесь часами, ничего не делая, позабыв про Дерека Кингсли, его заблудшую жену и ее дружков-приятелей.
Я ощутил рядом с собой резкое движение.
— Смотри! — сказал Билл Чесс голосом раскатистым, как гром в горах.
Его твердые пальцы зарылись в мое предплечье с такой силой, что я готов был взвыть от боли. Перевесившись через перила, он неотрывно глядел вниз с застывшим лицом, побледневшим настолько, насколько позволял его обветренный загар. Следуя направлению его взгляда, я тоже стал всматриваться в воду у края затопленного причала.
У самой кромки этой зеленой затонувшей деревянной площадки что-то медленно вынырнуло из темноты, поколебалось и снова скрылось из виду под настилом.
Что-то, слишком похожее на человеческую руку.
Билл Чесс неуклюже выпрямился. Не издав ни звука, он захромал прочь к началу пирса, склонился над грудой камней, подхватил здоровенный обломок, сопя взял его на грудь (до меня доносилось его тяжелое дыхание) и зашагал по пирсу. В булыжнике было не меньше сотни фунтов весу. Шейные мышцы Билла проступили под натянувшейся коричневой кожей, как канаты под парусиной. Дыхание во свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы.