В спальне стояла двуспальная кровать, туалетный столик с круглым зеркалом на стене над ним, комод, два стула и жестяной мусорный ящик. Два овальных лоскутных коврика на полу, по одному с каждой стороны кровати. К стенам Билл Чесс прикрепил кнопками военные карты из журнала «Нэйшнэл Джиогрэфик». На туалетном столе лежал дурацки выглядевший красный с белым волан.
Я порылся в выдвижных ящиках. Шкатулка из искусственной кожи с набором безвкусных украшений из полудрагоценных камней для платья. Обычный ассортимент приспособлений и средств, применяемых женщинами для обработки лица, ногтей и бровей. На мой взгляд, их было многовато, но мне трудно судить о таких вещах. В комоде — мужская и женская одежда, и того и другого не густо. У Билла Чесса была, в числе прочего, рубашка в очень кричащую клетку с накрахмаленным воротником. В углу, под листом синей оберточной бумаги, я нашел кое-что, и эта находка мне очень не понравилась: новехонькая с виду шелковая комбинация персикового цвета, отделанная тесьмой. Сейчас не то время, чтобы женщина в своем уме стала бросаться шелковыми комбинациями.
Это не в пользу Билла Чесса. Хотел бы я знать, что подумал об этом Пэттон.
Я вернулся на кухню и обрыскал открытые полки над раковиной и рядом с ней. Они были плотно уставлены жестянками и банками со всевозможными припасами. Сахарная пудра хранилась в коричневой квадратной коробке с надорванным уголком. Пэттон пытался убрать рассыпанную пудру. Рядом с пудрой стояли соль, бура, разрыхлитель теста, крахмал, коричневый сахар и так далее. В любой из этих коробок могло быть спрятано то, что я искал.
То, что было отрезано от ножного браслета, срезанные концы которого не совпадали.
Закрыв глаза, я наудачу ткнул пальцем и попал в разрыхлитель. Из отделения дровяного ящика я вытащил старую газету, расстелил, высыпал на нее из коробки соду. Помешал в порошке ложкой. Трудно даже представить себе, сколько разрыхлителя умещается в одной коробке, но, кроме разрыхлителя, в ней больше ничего не оказалось. С помощью воронки я ссыпал его в коробку и взялся за буру. Одна бура. Третий раз — везучий. Я взялся за крахмал, поднявший облако тонкой пыли, но там был>-один крахмал.
От звука отдаленных шагов по моему телу побежали мурашки. Протянув руку, я выключил свет и метнулся в гостиную, к выключателю настольной лампы. Конечно, сейчас это уже ничего не меняло — слишком поздно. Шаги раздались опять, легкие, настороженные. Холодный пот выступил у меня между лопаток.
Это не Пэттон. Тот бы подошел к двери, открыл ее и велел бы мне убираться. Это были осторожные, спокойные шага, казалось, то и дело меняющие направление: вот они опять раздались — долгая пауза — опять пошли — опять пауза. Я подкрался к двери, беззвучно повернул круглую ручку, рванул ее на себя, выставил вперед фонарь и нажал на кнопку.