Луч света превратил пару чьих-то глаз в две золотые лампы. Прыжок, удаляющийся перестук копыт среди деревьев. Это был всего лишь любопытный олень.
Я закрыл дверь и направил фонарь в сторону кухни. Круглое светящееся пятно уперлось прямо в коробку с сахарной пудрой.
Я опять включил свет, снял коробку и высыпал ее содержимое на газету.
Пэттон не довел дело до конца, высыпал не все. Случайно обнаружив одну вещь, он решил, что больше там ничего нет. По-видимому, он не заметил, что чего-то недостает.
В белой пудре показался еще один комочек белой оберточной бумаги. Я отряхнул и развернул его. В нем оказалось золотое сердечко, размером не больше ногтя женского мизинца.
Ложкой я сгреб сахар в коробку, вернул ее на полку, скомкал газету и сунул ее в плиту. Вернулся в гостиную и включил настольную лампу. В ее ярком свете даже без лупы можно было прочесть надпись, выгравированную на тыльной стороне золотого сердечка.
Она была короткой: «Милдред от Ала. 28 июня 1938 г. Со всей моей любовью».
Милдред от Ала. Милдред Хэвиленд от какого-то Ала. Милдред Хэвиленд, она же Мьюриэл Чесс. Мьюриэл Чесс ушла из жизни — через две недели после того, как полицейский по фамилии Де Сото разыскивал ее.
Я стоял с сердечком в руке, обдумывая, какое отношение все это имеет ко мне, обдумывая то, о чем пока не имел ни малейшего понятия.
Я опять завернул сердечко, покинул дом Чесса и поехал в городок под названием Пума-Пойнт.
Когда я заглянул в контору шерифа, Пэттон за запертой дверью звонил по телефону. Мне пришлось подождать, пока он закончит свой разговор.
Повесив трубку, он отпер дверь. Я прошел мимо него к конторке, положил на нее комочек оберточной бумаги, развернул его.
— Вы раскопали сахарную пудру не до конца, — сказал я.
Он взглянул на золотое сердечко, на меня, обошел конторку и взял со стола дешевое увеличительное стекло. Изучил сердечко, его тыльную сторону. Положил стекло и нахмурился на меня.
— Значит, надумал обыскать дом и решил не отступаться? — ворчливо сказал он. — Об этом я не подумал. Надеюсь, ты не выкинешь со мной еще какой-нибудь фокус, а, сынок?
— Вы не заметили, что обрезанные края цепочки не стыкуются, — сказал я ему.
Он печально взглянул на меня:
— Глаза у меня уже не те, сынок.
Своим грубым квадратным пальцем он гонял сердечко по столу, смотрел на меня и молчал.
Я сказал:
— Возможно, вы думали так же, как и я: что этот ножной браслет мог вызывать ревность у Билла — при условии, что он хоть раз видел его. Но, между нами, девушками, сейчас я готов держать пари, что Билл никогда его не видел и никогда не слышал о Милдред Хэвиленд.