Блондин внимательно на тебя смотрит.
— Это правда? — Лехе.
Тот осторожно кивает.
— Ээээ… да.
Блондин хмурит брови, что-то прикидывает. Незаметный кивок головой — и парни расходятся.
— Жаль… Очень жаль… что у вас такие… нетерпеливые друзья, — бросает главарь нам вслед, когда мы, держась за руки, выходим из кольца парней.
Ты останавливаешься и оборачиваешься. Улыбаешься.
— Может быть, в другой раз… пообщаемся?
Дергаю тебя за руку и тащу, с ужасом ожидая, что этот… сейчас передумает. Но вслед нам несется лишь пьяный хохот.
* * *
До общаги мы добрались бегом — я тащила тебя за руку всю дорогу. А потом долго стучали в дверь, потом на нас орала вахтерша, потом я разревелась — от отпустившего меня напряжения, потом — вахтерша испугалась, и в итоге — мы оказались наконец-то в своей комнате. Снова.
Сколько времени прошло? Не знаю. Но свечи еще не прогорели. И все так же играет диск. Совпадение — но снова Сэм Браун.
— Потанцуешь со мной?
— Конечно, — обнимаешь меня за талию — совсем не так, как в первый раз — сколько времени назад это было? Полчаса, час? Вечность. Это была другая вечность, где мы были чужими друг другу. А теперь — нет, теперь у меня есть ты. И ты прижимаешь меня к себе крепко, оттираешь слезы со щек. — Ты только не плачь, Лер.
— Не буду плакать. Буду тебя целовать.
Протанцевали мы недолго. Потому что — ноги не держали нифига. От поцелуев. От пережитого ужаса. Меня — еще и от того, что бегала сегодня много. Тебе-то, спортсменке, это по барабану, ясное дело.
Как бы то ни было — мы оказались на моей кровати. Потому что она была ближе. Ты — снизу. Ты у меня стройняшка, но все-таки выше. И поэтому — килограмм на 12 все-таки тяжелее.
Лежишь на спине, я — сверху, упираясь коленками в кровать по бокам от тебя. Смотрю тебе в глаза и … в этот момент — ничего больше и не хочется. Просто смотреть в твои глаза. Понимать, что мы — вдвоем, в комнате, отгороженные от всего мира. Здесь безопасно, и здесь есть только ты и я. Понимаю внезапно — какое это огромное счастье.
А потом — потом… все-таки про «ничего больше и не хочется» — это не совсем правда. Хочется. Целоваться с тобой хочется. Уже совершенно точно зная — нам не помешает никто. Теперь это придает поцелуям особую сладость.
А ты — торопишься. Видимо, поверив в то, что я действительно … отвечаю тебе взаимностью, начинаешь потихоньку сходить с ума. Неловко возишься с пуговицами на моей рубашке, так, что мне приходится помогать тебе. Наконец, рубашка летит на пол.
Смотришь на меня так, что мне хочется выгибать спину и мурлыкать. А еще — показать тебе себя во всей красе. В глазах твоих — такое откровенное неприкрытое восхищение, что, мне кажется, оно обволакивает меня, как шелковое покрывало. Завожу руки за спину. Смотри, милая, раз тебе так нравится.