— Лисса, милая. Я знаю, что тебе тяжело, но оставить тебя в покое я не могу, сама понимаешь. Через два часа мне предстоит отчитываться перед принцем, а затем и перед семьёй Ксандера. Что я им скажу, не зная, как это произошло? Ты же понимаешь, какие будут последствия?
— Война, — сдавленно произнесла я.
— Да, маленькая, война. Но я пойду и на это, если ты откажешься.
Я повернулась к мужу, сама близость которого дарила спокойствие и, спрятав лицо на его груди, всё же попыталась что-то рассказать. Слова перемежались со всхлипами, иногда приходилось прерываться из-за нехватки воздуха. Тогда Алистер нежно целовал меня и успокаивающе что-то шептал. Самих слов я не слышала и не понимала, но его голос был моим канатом, за который я держалась, чтобы не уйти в глубины боли и отчаянья.
Рассказ затягивался, но Али не торопил, лишь объятья, от которых, казалось, уже трещат кости, становились всё крепче.
— Бедная моя, сильная девочка! Прости, что тебе пришлось это пережить. Не представляю, как ты удержалась.
— Я не могла оставить тебя там, — прошептала я. Алистер резко наклонился и поцеловал так, что голова закружилась. В этом поцелуе не было ни страсти, ни любви, лишь желание забрать себе хотя бы частичку моей скорби.
— Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива, обещаю.
Прежде чем уйти, мужчина принёс снотворное и, пожелав ночи без сновидений, удалился.
— Я скоро вернусь.
Утром ко мне пришло осознание, что это всё не сон, из-за меня погиб Ксандер. Чувство вины буквально разрывало на части. «Нельзя было уходить в то утро. Нельзя!» Говорят, горе может придавить и сломить человека. А вот мне кажется, что его ещё можно пережить. Но куда деться от совести?
Следующая неделя слилась для меня в одно неразличимое пятно. Я старалась не покидать комнату и большую часть времени сидела с розой в руке, глядя в пустоту. Наверное, постороннему могло показаться, что я предавалась воспоминаниям, но это было не так. В голове царила пустота, я не могла связно мыслить, а если кто-то обращался ко мне, то отвечала невпопад.
По замку тогда ходили слухи, что болезнь отца передалась и дочери. Все жалели Алистера, ведь я вряд ли скоро умру, а ему, бедолаге, придётся жить с помешанной. В чём-то они были недалеки от истины. Хотя от этого тоже была своя польза: меня не привлекали к организации приёмов и не мучили болезненными вопросами. Этими делами занимался Алистер.
Всё изменилось в одночасье. В тот вечер Али пришёл довольно поздно. Сев напротив, он провёл рукой по моим щекам.
— Сухие. Эх, Лисса, лучше бы ты рыдала.