Это были Спартак и Эномай; они выехали из Рима в ночь на шестнадцатое того же месяца, скакали во весь опор, меняя лошадей на каждом привале, и довольно скоро прибыли в Суэссу-Пемпетию, но здесь их опередил декурион с десятью всадниками — он мчался в Капую предупредить префекта о готовившемся восстании. Гладиаторам пришлось не только отказаться от мысли сменить лошадей, но вдобавок время от времени они должны были сворачивать с Аппиевой дороги на боковые проселки.
В одном месте им удалось купить двух лошадей, и благодаря силе воли и сверхчеловеческой твердости характера они продолжали путь, то сворачивая на проселки, то блуждая, то наверстывая потерянное время скачкой напрямик — там, где Аппиева дорога делала повороты и петли, удлинявшие путь солдатам, — и наконец выехали на дорогу, ведущую из Ателлы в Капую.
Они надеялись, что опередили гонцов сената на час — это было бы победой и великой удачей! Но вдруг в шести милях от скал, где берет начало Кланий, примерно в семи милях от Капуи, лошадь, на которой скакал Спартак, обессилев, упала, увлекая за собой седока. Желая поддержать лошадь, Спартак обхватил ее шею, но несчастное животное опрокинулось, придавив ему руку, и плечо у него оказалось вывихнутым.
Несмотря на сильную боль, Спартак ничем не выдал своих страданий, и только легкие подергивания его бледного лица сказали бы внимательному взгляду, как он мучается. Однако физическая боль была ничто в сравнении с душевными муками, терзавшими этого человека железной воли. Неожиданная неудача привела его в отчаяние: он надеялся добраться до школы Лентула Батиата на полчаса раньше своих врагов, теперь же он приедет после них, и на его глазах будет разрушено, уничтожено здание, над сооружением которого он упорно работал пять лет.
Вскочив на ноги, Спартак, ни минуты не думая о вывихнутой руке, испустил вопль отчаяния, похожий на рев смертельно раненного льва, и мрачно произнес:
— Клянусь Эребом, все, все кончено!..
Эномай слез с лошади, подошел к Спартаку и заботливо ощупал его плечо, желая удостовериться, что ничего серьезного не случилось.
— Что ты!.. Что ты говоришь!.. Как это может быть, чтобы все было кончено, когда наши руки свободны от цепей и в руках у нас мечи? — пытался он успокоить Спартака.
Спартак молчал; потом, бросив взгляд на коня Эномая, воскликнул:
— Семь миль! Осталось всего семь миль, а мы — да будут прокляты враждебные нам боги! — должны отказаться от надежды приехать вовремя! Если бы твой конь был в силах нести нас обоих еще три-четыре мили, остальной путь мы быстро прошли бы пешком. Ведь мы и так выиграли у наших врагов один час, да после прибытия гонцов им понадобится по крайней мере еще час, чтобы отдать всякие приказы и попытаться сокрушить наши планы.