Мужественный, презирающий смерть и безрассудно горячий Эномай крикнул:
— Клянусь эриниями, что же нам еще остается делать, как не обрушиться с яростью диких зверей на тот или другой римский лагерь! Тысяча погибнет, а двести пробьются!
— Если бы это было возможно! — произнес Спартак.
— А почему это невозможно? — спросил полный решимости германец.
— Подобная же мысль промелькнула и у меня. Но принял ли ты в расчет, что вражеские лагеря расположены как раз там, где крутые и обрывистые тропинки, ведущие из нашего лагеря, выходят на свободную, открытую местность? Подумал ли ты, что ни с той, ни с другой стороны мы не можем развернуть фронт больше чем в десять бойцов? Нас тысяча двести человек, а участвовать в сражении смогут не больше двадцати воинов.
Довод Спартака был настолько убедителен и все его соображения так правильны, что Эномай опустил голову на грудь и глубоко вздохнул. Вокруг них, безмолвные, подавленные, стояли гладиаторы.
— Да и продовольствия у нас хватит всего лишь на пять, на шесть дней, — продолжал Спартак. — Ну… а потом?
Вопрос, заданный Спартаком печальным и мрачным тоном, встал перед его соратниками во всей своей неоспоримой и угрожающей силе, гнетущий, неумолимый, страшный вопрос.
Вывод был слишком ясен. Семь, восемь, десять дней еще можно было бы продержаться здесь… А потом?..
Выхода не было… Либо сдаться, либо умереть…
Долго длилось скорбное молчание двадцати мужественных человек, для которых было горько и мучительно сознавать крушение всех надежд, поддерживавших их существование в течение пяти лет, согревавших кровь в их жилах, одухотворявших их жизнь. Как ужасно было видеть такой жалкий конец их дела в тот момент, когда, казалось, победа была близка, торжество обеспечено! Что значила смерть в сравнении с таким страшным несчастьем?
Спартак первый прервал это мрачное молчание:
— Пойдемте со мной, обойдем еще раз площадку и внимательно посмотрим, не найдется ли какой-нибудь путь к спасению, нет ли еще какого-нибудь средства, каким бы трудным и опасным оно ни было, выйти живыми из этой могилы, даже если только сотне из нас удастся избежать смерти, а все остальные погибнут ради торжества нашего святого дела.
В сопровождении своих соратников Спартак, безмолвный, сосредоточенный, начал обход лагеря. Время от времени фракиец останавливался; он походил в эти минуты на льва, запертого в железной клетке, когда он, рыча и фыркая, ищет способа сломать решетку своей темницы.
Гладиаторы подошли к тому месту, где стеной высились отвесные скалы, отделявшие площадку от вершины горы. Спартак посмотрел на эту страшную крутизну и прошептал: