Простившись с друзьями, он вместе с сестрой ушел в свою палатку. Спартаку очень хотелось расспросить Мирцу о Валерии, но какое-то чувство стыдливости мешало ему заговорить об этом с сестрой. К счастью для Спартака, девушка щебетала о том о сем, и фракийцу не пришлось расспрашивать ее, так как Мирца сама завела разговор о Валерии: ей никогда и в голову не приходило, что между ее бывшей госпожой и горячо любимым братом существовали иные отношения, кроме дружеских.
— О, поверь, поверь мне, Спартак, — повторяла девушка, приготовляя для брата скромный ужин на пне, который в палатке фракийца служил столом, — если бы все римские матроны были похожи на Валерию… Верь мне, я на себе испытала всю ее доброту, благородство ее чувств… рабство давно было бы отменено законом… потому что дети, родившиеся от подобных женщин, не могли бы, не пожелали бы терпеть существование тюрем, наказаний розгами, распятий на крестах, не допустили бы, чтобы с гладиаторами обращались, как с убойной скотиной…
— О, я это знаю! — взволнованно воскликнул Спартак.
И тут же, спохватившись, добавил:
— Да, да, я верю тебе.
— И ты должен этому верить… потому что, видишь ли, она уважает тебя… гораздо больше, чем любая другая матрона на ее месте уважала бы ланисту своих гладиаторов. Она часто разговаривала со мной о тебе… восхищалась тобой, в особенности с тех пор, как ты расположился лагерем на Везувии, при каждом известии о тебе… Когда мы услыхали, что ты победил и разбил трибуна Сервилиана… когда узнали о твоей победе над Клодием Глабром, она часто говорила: «Да, природа щедро наградила его всеми достоинствами великого полководца!»
— Она так говорила? — нетерпеливо переспросил Спартак, на лице которого отражались воскресшие в душе чувства и воспоминания.
— Да, да, она так говорила!.. — ответила Мирца, продолжая готовить ужин. — Мы долго здесь останемся? Я хочу позаботиться о твоей палатке… Эта совсем не подходит для доблестного вождя гладиаторов… В ней такой беспорядок… и нет самого необходимого… У любого солдата жилье лучше… Ну да, она так говорила… И как-то раз она спорила со своим братом, оратором Гортензием, ты ведь знаешь его? Так вот, она защищала тебя от его нападок, говорила, что война, которую ты начал, — справедливая война, и если боги пекутся о делах людских, то ты победишь.
— О божественная Валерия! — чуть слышно произнес Спартак, бледнея от волнения.
— И она, бедняжка, так несчастлива, — продолжала девушка, — так, знаешь ли, несчастлива!
— Несчастлива?.. Несчастлива?.. Почему?.. — живо спросил фракиец.