— Он не мой.
Мама улыбнулась.
— Ну, конечно.
Я зевнула.
— Он для меня неблагоприятен. Почему мне должен нравиться мужчина, который для меня неблагоприятен? Почему я не могу найти кого-нибудь цельного и нормального, а не его, черт-знает-кто-он там?
— Я не знаю. — Мама развела руками.
Я покосилась на нее.
— Ты же взрослая.
— Ты тоже взрослая.
— Но ведь ты старше. У тебя должно быть больше опыта.
Мама откинулась назад и рассмеялась.
— Только послушай меня. Я говорю как пятнадцатилетний подросток.
Я попыталась изобразить некоторое смущение, но была слишком усталой.
— Когда мне было на пять лет меньше, чем тебе сейчас, твой дедушка задал мне тот же вопрос, — сказала мама.
— Что? — Бабушка Фрида всегда говорила мне, что они с дедушкой Леоном любили моего папу. Неужели это было до папы? Не может такого быть. Мама родила меня, когда ей было двадцать.
— У твоего папы была действительно трудная жизнь, — сказала она. — И много проблем.
— Каких проблем?
Я отчаянно боролась с сонливостью.
— Он не мог находиться в оживленных местах, потому что был уверен, что за ним кто-то следит, а люди смотрят на него, будто у него что-то не так с лицом.
— Папа?
— Да. Он не мог удержаться на работе. У него был только диплом об окончании школы, а работы, за которые он брался, часто подразумевали, что он должен держать язык за зубами и делать, как велено. Но вместо этого он пытался изменить положение вещей. Он указывал способы лучше выполнять работу и производить больше, и обычно оказывался прав. Он не искал легких путей и не придерживался рабочей политики, так что, в конце концов, его увольняли.
Я могла в это поверить. У отца было обостренное чувство справедливости. Он был профессионалом во всем и никогда не делал ничего неэтичного.
— А затем появилась ты. У нас было очень мало денег и не было медицинской страховки. Твой дедушка с бабушкой настаивали, чтобы он вступил в армию.
Это тоже меня не удивило. И дедушка Леон, и бабуля Фрида сделали армейскую карьеру. Для них вступление в армию означало стабильный оклад, медицинскую и стоматологическую страховку и преимущества военторга. И, несмотря на передислокации и войны, странное ощущение стабильности, которого никогда нет в гражданском мире.
— Твой отец не мог вступить в армию. Он скрывался, и было слишком много подозрительных моментов, которые бы всплыли.
— От чего он скрывался?
Мама вздохнула.
— Все сложно. Уверяю тебя, на то были свои причины, и весьма веские. Мои родители этого не понимали. Они видели нищего неудачника, который умудрился сделать ребенка, а теперь не собирался брать ответственность за его содержание. Дедушка Леон в лицо называл его трусом. Бабушка Фрида вытащила меня на обед, где пыталась убедить меня бросить его и вернуться к ним домой. Она так и сказала «Если он еще раз тебя потревожит, я ему все ноги поотрываю».