Инспектор подозвал жандарма и тихо обменялся с ним несколькими словами.
— Ладно, — сказал он через некоторое время. — Так кто этот парень? Как его зовут?
Жак пожал плечами.
Дедушка громко закашлялся, а Юбер ответил, что не ведет досье на всех местных жителей.
Моржево притворился глухонемым.
Лишь Катрин ответила с той же очаровательной улыбкой:
— Его зовут Кристоф.
Его никто не заметил. Он пробежал через парк и затаился в зарослях рододендронов. Сейчас, когда толпа начала расходиться, он мог спокойно перелезть через решетку.
Он обошел дома по козьей тропе, все изгибы и неровности которой знал наизусть. Свежий ветер успокаивал его. С наслаждением вдыхая запах смолы, он поднялся на самое высокое место тропы, как раз над сосновым бором. В тени крон первых деревьев прятался небольшой лужок с тощей травой. На нем стояли кибитки.
Их было две. Первая — Виолетты. Она жила в ней одна, по крайней мере днем. Быстро проскочив мимо, он постучал в ставень второй кибитки.
Он стал глубоко дышать, чтобы унять сильное биение сердца.
Антуанетта решительным движением задвинула железным засовом ставни.
— Что там? — послышался из-под одеяла сонный голос Пажи.
— Не задавай вопросов! — ответила Антуанетта.
— Как ты разговариваешь с матерью? — проворчала Пажи.
— Замолчи! — энергично парировала Антуанетта. После ее «замолчи» говорить было бесполезно.
Пажи не решилась что-либо добавить, но тайком соскользнула с кровати и улеглась на пол кибитки.
— Я гашу свет? — спросила Антуанетта, наклонясь над керосиновой лампой, как бы собираясь задуть огонь.
— Нет! — закричала Пажи, ударившись коленом о швейную машинку.
И чтобы объяснить свое нежелание, она заговорила:
— Слышишь? А? Ты слышишь их? Уже два часа ночи! А тарарам как днем! Шлюха!.. Она теперь принимает гостей каждую ночь!
— Мы уже начинаем привыкать, так?.. Ну и что ты хочешь?
Пажи опасливо улыбнулась. Ей удалось подобраться к окну. Она протянула руку к засову.
— Не открывай!
— Почему?
— Потому!
— Кто там?
Едва слышный голос отчаянно позвал снаружи:
— Антуанетта!
— Я тебе сказала: не открывай, — повторила Антуанетта.
— Я — мать или не мать? — с достоинством произнесла Пажи, бросив тайком на дочь не очень уверенный взгляд.
Она сняла засов и открыла ставни.
Он стоял совсем рядом, прислонясь к раскрашенному деревянному подоконнику и вцепившись в него руками, затем вскочил на подножку. Веснушки и соломенные волосы, падавшие на глаза, возникли в окне кибитки. Его ладони и колени кровоточили. Он был очень бледен и выглядел загнанным. Ему было не больше девятнадцати лет.