Громко выдыхаю, запрокидывая голову назад и прикусывая внутреннюю сторону щеки. В уголках глаз непроизвольно скапливаются слезы, и я не дышу, чтобы не сорваться, не разрыдаться в голос от трещин, которыми покрывается панцирь. Они разрастаются все больше, становятся шире и рвут на осколки, превращая меня в обнаженную рану. Из груди вырывается рваный всхлип, и я не замечаю того момента, как оказываюсь возле него, на коленях, так унизительно преданно заглядывая в его лицо. И пусть потом, вернувшись в свое одиночество, я пожалею об этом, но сейчас я хочу ощутить его прикосновения, его ласку, его заботу.
Рэми не говорит ни слова, лишь протягивает руку и практически невесомо касается моей скулы костяшками пальцев, проводит ими вниз по щеке, ласкает линию подбородка и заставляет меня застыть, чтобы по полной насладиться моментом.
— Моя маленькая, — едва слышно произносит он, этими словами попросту добивая. Я с каким-то странным остервенением перехватываю его ладонь и прижимаю к щеке, чтобы в следующую секунду прикоснуться к ней губами и спрятать от его пристального взгляда неуместно счастливую улыбку. Просто оттого, что сейчас он здесь, со мной, недосягаемо далекий и близкий одновременно. Знаю, он чувствует то же самое, потому что в его фразе столько тепла, доверия и нежности, словно сейчас, в это самое мгновение, он искренне сожалеет о том, что когда-то предал меня, выгнав из своей жизни. — Ты изменилась.
Людям склонно меняться: под давлением обстоятельств, под грузом опыта, под тяжестью жизни. От одиночества, жестокости, потерянности. Мы подстраиваемся, ломаем принципы, перерождаемся, отвергаем других себя. Так что да, я изменилась.
— Я хочу знать, мой Господин, всего один вопрос, — шепчу, игнорируя его последние слова. Это так странно — проявлять упорство в поиске истины и при этом не бояться его гнева, но мне действительно важно знать, почему он пришел, спустя столько времени, через расстояние разлуки, сквозь равнодушие прощальных слов. — Я хочу знать правду: зачем вы пришли?
— Я не должен был этого делать, — он говорит это с усталым безразличием, резко выдергивая ладонь из моих рук и заставляя меня обидчиво поджать губы. Волшебство момента тает, и я понуро киваю, мысленно называя себя идиоткой. Да кто я такая и как допустила мысль, что он мог соскучиться по мне? — Не должен потому, что по моим стопам идет смерть. Петля затягивается, — продолжает Рэми, а я напрягаюсь, поднимая голову и вглядываясь в черные глаза, безотрывно смотрящие на меня. Становится неуютно и холодно, когда в комнате повисает пауза, а Хозяин будто застывает, проваливаясь в собственные мысли. Кладу ладони на его колени и подаюсь чуть вперед, чтобы увидеть хоть одну эмоцию на бледном лице, что-нибудь живое, светлое, обнадеживающее, но натыкаюсь только на мертвую отрешенность, все больше пугающую меня. — Я ошибся, Джиллиан, тот, кто это делает… ему не нужна моя власть, не нужен мой мир, статус, деньги. Ему нужен я и только я. Он будто играет со мной, подбираясь все ближе. Это так похоже на месть.