Хочется спать, так сильно, что я против воли закрываю глаза и вновь резко дергаюсь, теряя равновесие.
— Мисс Холл, у меня еще много дел. И раз вы не можете определиться с оплатой, то, если вы не против, мы выплатим всю сумму сразу.
Я прикусываю губу, до боли, и, кивнув, все же ставлю короткий росчерк, оставляя на бумаге не только свою подпись, но и свободу, всю прелесть которой я осознаю только сейчас, под бездушным взглядом Аруша, вытирающего свое вспотевшее лицо белоснежным платком, выуженным из нагрудного кармана пиджака. Его миссия закончена, и только сейчас я вспоминаю еще об одном человеке, который присутствует в этой комнате. Все это время он сидел в углу, не вмешиваясь, не двигаясь, наверняка изучая меня и чувствуя свою власть надо мной. Ведь именно он и есть мой хозяин, не так ли?
— Вот и хорошо, рад был с вами познакомиться, — Болман с удовлетворением смотрит на контракт, в последний раз пробегаясь по нему взглядом, и один из экземпляров кладет в свой кейс. Его тяжелые, частые шаги исчезают за дверью, а я до сих пор не могу прийти в себя, с опаской всматриваясь в темноту, туда, где до сих пор сидит этот мужчина, будто специально нагнетающий обстановку. Если бы я могла повернуть назад, то не задумываясь бы убежала отсюда, но перед глазами стоит посеревшее от переживаний лицо матери, которое может осветиться надеждой.
В конце концов, холод становится почти нетерпимым, и я обнимаю себя за плечи, испуганным взглядом наблюдая за тем, как высокая фигура медленно поднимается с кресла и также тягуче медленно приближается ко мне. Его движения ленивые и грациозные, его руки с длинными аристократическими пальцами расслабленны, в то время как я напротив, сжимаю кулаки так, что чувствую боль от впившихся в ладони ногтей. Я до сих пор боюсь поднять глаза, упрямо смотря куда-то в район его колен, и, только лишь когда он пересекает границу света, осмеливаюсь взглянуть выше, на его запертую в дорогой пиджак грудь, затем на гладко выбритый подбородок, бледно-малиновые губы, правильный нос с небольшой горбинкой, острые скулы, и, наконец, глаза, в падающем на него освещении почти черные, пугающие своей проницательностью. Темные волосы, до плеч, уложенные досконально аккуратно и завершающие весь его идеально изысканный образ.
Он привлекателен, настолько, что мне становится не по себе. Может потому, что он скрывает в себе нечто темное, демоническое, вызывающее инстинктивный страх, особенно когда подходит совершенно бесшумно, все еще сохраняя молчание и не спуская с меня пристально гипнотизирующего взгляда, от которого я не могу пошевелиться. Даже когда он прикасается к моему подбородку холодным пальцем, вынуждая приподнять голову и заглянуть ему в лицо. И пока я изучаю его, он рассматривает меня не менее цепко, впиваясь ледяным взглядом в детали и наверняка замечая каждый изъян: маленькую родинку на скуле, пару веснушек на носу и небольшой шрам над верхней губой, едва заметный, но при таком близком расстоянии вполне различимый. Наверное, единственное, что может зацепить в моей внешности — это глаза — яркие, сапфировые, как и у Айрин, доставшиеся нам от отца, погибшего под завалами шахты года три назад.