Ситуация на Балканах. Правило Рори. Звездно-полосатый контракт. Доминико (Чейз, Черняк) - страница 26

— Побоитесь.

— Я начальник сыскной полиции. Чего мне бояться?

— Невелика фигура… Побоитесь, побоитесь.

Начало разговора было многообещающим, но Иван Дмитриевич решил не гнать лошадей. Сама все скажет, не утерпит. Впрочем, надо ей дать понять, с кем имеет дело. Он с нарочитой сановной вальяжностью расстегнул сюртук, бесцеремонно скинул дульет на кровать и развалился в кресле. Но, нагибаясь, нечаянно задел Стрекалову отлетевшей полой сюртука. Лежавшая в кармане скляночка стукнула ее по бедру.

— Что у вас там? — спросила она.

Человек, таскающий при себе склянки с солеными грибами, навряд ли способен поймать убийцу.

— Что? — Иван Дмитриевич с невозмутимым видом хлопнул по карману. — Это револьвер.

Стрекалова впервые взглянула на него с уважением. Но тут же безнадежно махнула рукой;

— Он вам не поможет. Все равно побоитесь.

— Да говорите же прямо! Кто убийца? Вы знаете?

— Побоитесь, побоитесь, — как заведенная повторила Стрекалова. — Никто не позволит вам уличить этого человека. Тем более арестовать его.

Рука Ивана Дмитриевича вновь дернулась к правой бакенбарде, чтобы заплести ее в косичку. Поясница взмокла от пота. Неужели Хотек прав? Нет, не может быть! А если все-таки прав? Если и в самом деле к убийству причастны жандармы? Дыма без огня не бывает, это же их логика. Трое часов, показывающих разное время, предстали знаком тройственной сущности графа Шувалова: он был един в трех лицах. Каждое из них делало свое дело, не докладываясь двум другим, и жило в своем времени.

— Кажется, я догадываюсь, кого вы имеете в виду, — сказал Иван Дмитриевич. — Это его подчиненные следили за домом князя?

— Так вам все известно? — поразилась Стрекалова.

— Все.

— Тогда будем говорить прямо. Да, граф приставил своих людей к Людвигу, потому что боялся и ненавидел его.

«Ну, голубушка, — с жалостью подумал Иван Дмитриевич, — ежели ты, милая, замахнулась на самого Шувалова, союзники не сыщутся. Что толку в твоих статях!»

— Значит, из-за него, — Иван Дмитриевич не мог заставить себя произнести вслух фамилию шефа жандармов, — вы должны были покидать эту… — он хотел употребить слово «постель», но в последний момент нашел более деликатное, — эту опочивальню еще затемно.

Стрекалова не знала, то ли радоваться осведомленности собеседника, то ли ненавидеть его за такое мелочное многознание, которое унижает ее женскую гордость.

— Да, я уходила отсюда рано утром. Крадучись. Как горничная от барчука. Но я не стыжусь этого. Слышите? Не стыжусь! Людвиг любил меня. Но он был дипломат. Ему следовало заботиться о своей репутации. Иначе он бы никогда не стал послом. Пришлось даже уволить швейцара, тот доносил о нем…