— Клянусь, Катя! Я убил! — опомнившись, выкрикнул Стрекалов.
— Молчите! — приказал Иван Дмитриевич. — Какая Сибирь? Какие козы? Какие, черт побери, пуховые платки? Замод Цилль, вот что! — Он прошелся по комнате, остановился перед Хотеком: — Прошлую ночь господин Стрекалов провел в Царском Селе. Его алиби безупречно. Есть свидетели…
— Смотрите! — поручик ткнул под нос Хотеку прокушенную ладонь. — Князь укусил меня, когда я зажимал ему рот.
Там, на вершине жертвенного алтаря, и он и Стрекалов, может быть, впервые в жизни испытали чувство судьбы и свободы. Спускаться они не хотели. А если сказать им про замок Цилль? Нет, все равно не захотели бы… Невидимый, к ним подошел Боев и встал рядом. Три человека, добровольно принесших себя в жертву во имя любви — к родине и к женщине, плечом к плечу стояли в центре гостиной. Иван Дмитриевич смотрел на них с восхищением, но без умиления. Умиление расслабляет, а ему сейчас нужно было иметь твердое сердце.
— Сумасшедший дом, — сказал Шувалов. — Давайте, граф, на всякий случай арестуем их обоих.
— Это ничего не изменит, — ответил Хотек. — Мой ультиматум остается в силе.
— Но ваш государь не одобрит подобных действий! Вы рискуете…
— Я лучше знаю мысли моего государя.
— Ротмистр! Немедленно выведите его отсюда, — сдавленным шепотом произнес Шувалов, указывая на Ивана Дмитриевича. — Завтра я с ним разберусь.
— Вот вы себя и выдали, граф, — сказал Хотек. — Мне все ясно. Моя жизнь в опасности, и тем больше у меня оснований заявить следующее: если завтра до полудня предъявленные мною требования выполнены не будут, я начинаю готовиться к отъезду из Петербурга. Вы понимаете, что за этим последует? — Даже не подумав заступиться за Ивана Дмитриевича, Хотек пересек гостиную, взялся за дверную ручку.
— Умоляю вас, подождите еще сутки! — попросил Шувалов.
И так униженно прозвучала эта просьба, что Иван Дмитриевич забыл о собственных обидах. Казалось, Шувалов сейчас рухнет на колени перед австрийским послом. Видеть это было невыносимо.
— Ваше сиятельство, — тихо сказал Иван Дмитриевич. — Честь России…
Шувалов, багровея, рванул на себе ворот мундира. Отскочивший крючок звонко, как градина, щелкнул по оконному стеклу.
— Завтра до полудня, — надменно повторил Хотек.
Он с омерзением наблюдал эту безобразную сцену. Если у беспорядка может быть единый центр, как у порядка, то его место здесь, в Миллионной. А дальше, расходящимися кругами: Петербург, Россия… Вечный российский хаос, о котором покойный Людвиг, бывало, говорил, что такая-де стихия жизни при всех ее неудобствах приближает русских к праосновам бытия, к тем временам, когда дух и материя, свет и тьма, добро и зло существовали нераздельно. Отвратительный хаос, чье движение на Запад нужно остановить во что бы то ни стало…