— И не жри тогда! — рассвирепел Иван Дмитриевич. — Ты вообще кем служишь-то? Козлом при конюшне? Чего расселся? А ну марш по трактирам! Если кто французскими золотыми расплачиваться станет, пускай хватают и ко мне волокут.
Константинов исчез, а Иван Дмитриевич заглянул в каморку камердинера. Тот понуро сидел на своем чемодане, со дна которого Рукавишников извлек серебряную мыльницу.
— И взял. — Камердинер вслух продолжил мучившую его мысль. — За апрель-то мне кто теперь жалованье заплатит?
— Заплатят, — пообещал Иван Дмитриевич. — Его величество Франц-Иосиф, император австрийский, он же венгерский король, этого так не оставит… Лучше вот что скажи. Ты когда утром на улицу побежал, парадное было открыто?
Камердинер сказал, что да, открыто, ключ торчал изнутри.
— А вечером, пока князь отдыхал, никто не приходил?
— Никто.
— А парадное?
— Если барин дома, они его не запирали. Только на ночь. Ключ в коридоре клали, на столике… За мыльницу-то меня судить будут или как?
— Погоди! Положим, ты здесь, а князь в спальне. Как он тебя позовет?
Камердинер объяснил: в спальне сонетка есть у изголовья кровати, шнурочек такой, а колоколец — вон он.
— Сбегай-ка, — приказал Иван Дмитриевич. — Дерни.
Через минуту стальной язычок по-птичьи мелко затрепетал, ударяясь в медное нёбо. Звонок был исправен.
— Как же это князь тебя ночью не позвал? — спросил Иван Дмитриевич, едва камердинер вернулся.
Тот сразу смекнул, в чем его могут обвинить, завыл дурным голосом:
— Не звонили они мне! Ей-богу, не звонили! Верите ли?
— Нет. Не верю, — сказал Иван Дмитриевич, хотя наверное знал, что камердинер говорит правду. Мыльницу взял, бестия, а князя не трогал. И звонка не слыхал, не мог слышать, потому что и не было его, звонка-то… Все это Иван Дмитриевич отлично понимал, однако еще раз повторил: — Не верю.
Пускай, сукин сын, помучается, ему невредно.
Итак, бедного князя нарочно перевернули ногами к изголовью, чтобы он не мог дотянуться до сонетки и позвать на помощь.
Картина постепенно прояснялась.
Убийцы вошли в дом между восемью и десятью часами вечера, когда фон Аренсберг отдыхал и наружная дверь была открыта. Сперва притаились в вестибюле — за вешалкой, может быть, а после того, как князь уехал, перебрались в гостиную. Сидели с ногами на подоконнике, за шторой. Попивали водочку. Дождались, убили, взяли со столика ключ и ушли.
* * *
Какими сведениями руководствовался Певцов, чтобы из числа обучавшихся в Петербурге югославянских студентов отобрать троих, которые затем доставлены были в Миллионную, какие изучал секретные досье и картотеки, об этом Иван Дмитриевич так никогда и не узнал: жандармские тайны не имеют срока давности.