Здесь необходимо отдельно остановиться еще на одном уникальном для русской истории явлении, проявившемся в годы Великой Отечественной войны, — это переход на сторону врага заметного числа русских людей. Пусть речь идет о подавляющем меньшинстве, но это были не десятки, не сотни и даже не тысячи человек. Так называемая армия бывшего советского генерала Власова насчитывала, по разным данным, от 200 до 400 тыс. человек, хотя боеспособные подразделения вряд ли включали в себя более 40–50 тыс. Но были еще казачьи части, сформированные немцами на Дону и Кубани, были самостоятельные полки и бригады, многочисленные тыловые подразделения вермахта, полицаи, старосты, бургомистры и пр. — в целом более 1 млн человек. Особняком стоят части, созданные немцами в основном из добровольцев-белоэмигрантов: Русский охранный корпус, Казачий стан и др.
Безусловно, во время любой войны всегда находятся трусы и подлецы, которые, из шкурных интересов, идут в услужение врагу. Нет сомнений, что определенную часть этого миллиона составляли именно они. Немало было и таких, кто перед угрозой смерти в фашистских лагерях записывался в коллаборационистские части с мыслью потом как-то выбраться из них. Но все-таки большая часть руководствовалась другими побуждениями. Вспомним, что за первые полтора года войны в немецком плену оказалось около 3 млн человек. Расхожие объяснения этого факта известны: внезапное нападение, нехватка оружия и патронов, неумелое командование и т. п. Не отрицая негативной роли всего перечисленного, скажем, что главное все же было в другом — в нежелании части нашего народа воевать и жертвовать жизнью за так называемый социализм, за сталинскую систему. Слишком много она принесла народу зла, слишком много людей пострадало от нее, слишком многие ее ненавидели. Это прекрасно понимал и сам Сталин. Первые же сообщения с фронта говорили, что армия бежит, дезертирство принимает массовый характер, число сдающихся в плен превышает все разумные пределы. Отсюда его призыв к защите не завоеваний социализма, а Отечества, отсюда его обращение к народу «братья и сестры», отсюда образы Дмитрия Донского и Александра Невского, да и многое другое, взятое из отвергнутого самодержавного прошлого: офицерские звания, погоны, лампасы, папахи, ордена старорежимных полководцев и героев, георгиевские ленты к ордену Славы и самое главное — перемирие с Русской Православной Церковью, избрание Патриарха и возвращение из запрета слова «русский».
Однако не все сразу поверили Сталину, немало было людей, считавших эти изменения очередной иезуитской уловкой вождя. Многие в СССР не понимали сущности нацизма, не имели реальных представлений о планах Гитлера в отношении славян и других народов. Тем более что антифашистская и антигитлеровская пропаганда в 1939–1941 гг. в результате соглашений СССР с Германией была приглушена. Недовольные советской властью, пострадавшие от нее полагали, что немец избавит нашу страну от коммунистов и Сталина, может быть, оторвет какие-то территории от нее, но уйдет, и появится возможность построить другое, свободное от большевистской диктатуры государство. Такие заблуждения и толкали людей на сотрудничество с немецко-фашистскими войсками. Только к 1943 г. для подавляющего большинства русского народа стало окончательно ясно, что гитлеровцы пришли не освободить русских от коммунистического гнета, а просто уничтожить их как нацию, низвести до рабского, скотского состояния, лишить собственного государства. Еще до нападения на СССР Адольф Гитлер недвусмысленно говорил об уготовленной им судьбе России: «Учитывая размеры русских пространств, для окончания этой войны недостаточно будет разгромить вооруженные силы противника. Всю территорию России нужно разделить на ряд государств с собственными правительствами, готовыми заключить с нами мирные договоры. Необходимо при всех обстоятельствах избегать замены большевистской России государством националистическим. Уроки истории учат, что такое государство опять станет врагом Германии.