Но у меня никого не было. Мы с Фелисити по-прежнему оставались друзьями, но я знал, что нашему браку пришел конец и что мне следует заняться разводом, чтобы иметь возможность жениться снова, как только я захочу. И все же мысль о разводе меня печалила; я медлил, постоянно откладывая его, пока наконец в начале 1935 года, обсудив ситуацию с Фелисити, не согласился совершить прелюбодеяние в одной тихой гостинице, известной ее детективу. Фелисити во всей этой истории повела себя очень разумно.
– В конце концов, – сказала она, – теперь, когда папочка наполовину сократил мое содержание и я даже не могу позволить себе давать тебе деньги, какой нам смысл сохранять брак?
Но я расстроился так, что, когда пришло время совершать прелюбодеяние, не смог воспользоваться уединением гостиничного номера, я просто сидел на краю кровати и бесконечно курил. Это была чрезвычайно угнетающая и грязная ситуация.
– Но ведь мы останемся друзьями, правда? – спросил я потом Фелисити несчастным голосом. – Мы ведь по-прежнему будем время от времени видеться?
– Конечно! – отвечала она. – Почему бы и нет? Я ничуть не обиделась.
– Но я так часто вел себя плохо по отношению к тебе…
– Ерунда! – сказала Фелисити. – Мы весело проводили время, и я ничуть об этом не жалею. Ты только подумай: если бы ты на мне не женился, то не женился бы никто! Надо быть благодарной судьбе, я так считаю. Не кори себя и не сокрушайся, а то я сама зарыдаю. Давай лучше съездим в «Метрополь» поужинать и выпьем бутылочку шампанского! Никакого сожаления! Никаких рыданий друг у друга на плече! Пойдем лучше напьемся и прекрасно проведем время!
Так мы и сделали. Но к концу вечера нас невольно охватили сентиментальные чувства, и Фелисити даже поплакала; она сказала, что все время меня любила, но думала, что единственный способ меня удержать – это давать мне столько свободы, сколько мне хотелось.
– Может быть, все было бы по-другому, если бы у меня был ребенок, – сказала она. – Я все надеялась, но потом пошла к гинекологу… Нет, я тебе не говорила. Почему? Не знаю. Наверное, ты в то время был так занят Ребеккой, что меня совсем не замечал… Но теперь уже все равно. Мы друг другу не подходим, я это хорошо понимаю, и развестись гораздо разумнее.
И все же, даже когда в августе 1935 года Фелисити получила документ о разводе, я понял, что нет никого, на ком бы я хотел жениться. Моя депрессия углубилась. Полный желания избавиться от гнетущего состояния, я отправился на две недели в Кембридж, где Лиззи встретила меня с распростертыми объятиями. Она снова была беременна, но чувствовала себя хорошо, и они с мужем так гостеприимно меня развлекали, что я вскоре забыл о своих проблемах и начал наслаждаться жизнью. Лиззи казалась очень счастливой. Ее маленькой дочери, моей племяннице Феодосии, к тому времени было два года, и она уже учила греческий алфавит.