– Бедный ребенок, – сказал я весело.
– Ерунда, – возразила Лиззи. – Ей это нравится. Лучше бы меня учили греческому, когда мне было два года, а не оставляли в невежестве до шестнадцати.
– Но может быть, она не захочет получать образование, – предположил я, однако к моим словам никто не отнесся всерьез.
В гостях у Лиззи я в достаточной мере отвлекся от собственных проблем, чтобы начать интересоваться политикой. На самом деле было невозможно жить с Лиззи и не заинтересоваться хотя бы одним из текущих вопросов, в данном случае интеллектуальных «за» и «против» пацифизма и его эффективности в борьбе против нарастающей волны фашизма.
– Но разве фашизм – не просто преходящее увлечение, – спрашивал я рассеянно, – не реакция на всю эту большевистскую истерию двадцатых годов? Ведь нельзя принимать всерьез таких людей, как Мосли? Конечно, я понимаю, что выступление фашистов в зале «Олимпия» было позором, но…
– Мосли! – сказала Лиззи, глядя на меня так, словно я был в высшей степени неразвитым школьником. – «Олимпия»! А как насчет Гитлера и его приспешников? Если уж ты хочешь поговорить об излишествах, устроенных фашистами в прошлом году, то как насчет «ночи длинных ножей» в Германии? А как насчет Абиссинии и Муссолини, насчет того, что Гитлер объявил призыв в полном противоречии с Версальским договором? А как насчет…
– Но это же все происходит за границей, – заметил я, приняв спокойный, удовлетворенный вид, чтобы поддразнить ее. – А здесь, у нас, все в порядке, не правда ли? Безработица падает, экономика наконец оживает, серебряный юбилей…
– Сентиментальная поглощенность восхитительной королевской фамилией, – сурово заявила Лиззи, – не оправдывает пренебрежения к зловещей международной ситуации. Единственная надежда избежать международного хаоса – это пропаганда пацифизма: одностороннее разоружение и личный отказ каждого воевать, на мой взгляд, единственное морально оправданное решение нынешних европейских проблем.
– А Болдуин[17] до сих пор верит в Лигу, – успокаивающе напомнил я. – Посмотри, он ведь заменил Хоара Иденом на посту министра иностранных дел.
– Политики! – фыркнула Лиззи. – Они верят только в то, во что хотят верить, в зависимости от того, когда следующие выборы! Я уже устала смотреть, как Болдуин манипулирует идеей вооружения!
– Мне кажется, не имеет значения, будем мы вооружаться или нет, – утешал ее я. – Никто больше не начнет полномасштабную войну, даже твои злейшие враги в черных рубашках со свастикой. Ведь есть же предел всему.
– Ты рассуждаешь, как Болдуин, – холодно сказала Лиззи, – когда у него настроение типа «я простой англичанин, курю трубку, люблю природу».