Через минуту он уже ехал в Петропавловку. Там в каменном мешке сидел человек, которому по приказу цесаревича Николая Александровича когда-то сохранили жизнь. Но Власов на всякий случай не стал ни отпускать, ни убивать Воронцова, просто разыграл повешение и оставил гнить в каменном мешке. Цесаревич не сказал, что Воронцова надо отпустить, просто приказал сохранить жизнь.
Иногда Власов интересовался, жив ли преступник, но в последнее время было не до этого дурака. Жив ли? Может, сошел с ума? В том мешке редко выживали и еще реже оставались в здравом уме.
К его изумлению, охрана доложила, что заключенный поет песни.
– Что делает?! С ума сошел?
– Не, разговаривает как нормальный, а песни поет полковые, чтобы не разучиться говорить. Занятный он.
– Вы с ним беседуете?! – возмутился Власов.
– Не, только слушаем, он сам с собой разговаривает, но как нормальный, – настаивали охранники.
– Ладно, вытащите мне его, сам посмотрю.
Люк наверху открылся, но сверху бросили не кусок хлеба или свечку, а толстую веревку.
– Эй, сам взобраться сможешь?
– Куда? – изумился Воронцов.
– Наверх, не вниз же! – расхохотался охранник. – Вниз ты в толчок не пролезешь.
Власов не заставил себя уговаривать, что бы ни означал такой поворот событий, все лучше, чем сидеть, не ведая будущего.
Поднялся он с трудом. Тот же голос посоветовал:
– Глаза прикрой, чтобы не ослепнуть.
Дельный совет, после крошечной свечи даже тусклый свет одинокой лампочки под потолком показался ослепляющим. А спертый воздух верхней камеры после вони канализации – благоуханным.
– Ну и оброс ты! А воняешь…
– А ты посиди там внизу, не так пахнуть будешь, – беззлобно огрызнулся Воронцов. В ответ получил чувствительный толчок в бок:
– Поговори мне! Мы вовсе с тобой беседовать не должны… были… – Чуть помолчал, пока Воронцов мотал большой башкой, привыкая к пусть не совсем нормальному миру, попросил: – Слышь, ты никому не говори, что мы с тобой беседы вели, не то нам крышка…
– Не скажу…
Власов крепости организма и психики Воронцова удивился, приказал его отмыть, побрить, постричь и переодеть.
– В тюремное прикажете? – уточнил охранник.
– Дурак, в гражданскую одежду. Чтоб не очень новое, но не мало было. На этакого трудно найти.
Немного погодя Воронцов уже парился в бане, блаженствуя от горячей воды и соскабливая с кожи пласты грязи.
А потом его куда-то повезли в наручниках и повязке на глазах.
Перед этим полковник Власов побывал у доктора Фишеля. Побродил по его странным комнатам, о чем-то поговорил с китаянкой и позвал самого Фишеля в кабинет.
Расположился в кресле за столом, сбросив на пол мешавший череп-подставку под карандаши, жестом показал хозяину, чтобы тот садился на стул напротив. Фишель покорно подчинился.