— Кто такой, чекист?
— Тебе какое дело? Есть, раз говорю! Бедноту надлежит приближать, при случае выдвигать на должности. Все перевернуть надо побыстрее, везде свои люди должны быть, бедностью проверенные!
Шкарупа вдруг оскалился, стал похож на крысу, прокусившую Родиону в детстве палец, и перешел на свистящий шепот:
— А я хто?! Где беднее меня в Волчьем Броде хозяин есть? Вы гляньте — у меня даже пропить нечего. Во в какую нужду загнало проклятое самодержавие! Потому за революцию Егор Тимофеевич Шкарупа хоть кому глотку перегрызет! Но пущай и она не забыват о верной его службе.
Отстранившись от стола, Родион с настороженным интересом наблюдал за тем, как поменялся человек, обрел внутреннюю силу, вправду готовый вцепиться в глотку.
«Куда же вас после революции девать?» — подумал Родион и попросил:
— Дороховых из бумаги вычеркни.
От неожиданности Шкарупа икнул:
— Как это? Богач ведь, самый настоящий богач!
— Вычеркни, вычеркни. Зря, что ль, прошу?
— Он мине холуем назвал. А это оскорбление, я так считаю!
— Не казнись, Егор. От неожиданности мужик ругается — таким его царь воспитал. Ну, чо пялишься? Повторять надо?!
— Зачем? Вычеркну. Но обиду имею. Прям плакать хочется…
Тут только Родион замечает, что крыса из хозяина исчезла окончательно, перед ним сидит несчастный, затолканный в нужду человек и его первый боевой товарищ в Волчьем Броде.
— Ты, Егор, соображать должен — не одним днем живем, — Родион подмигнул, полагая, что это может утешить Шкарупу. — Придет время — до Дорохова доберемся. Революция не завтра кончится. А когда она победит, тебя непременно вспомним. Ты — ее революционное ухо. Тайный герой, про которого все узнают!
— Спасибо за добрые слова. — Шкарупа прижал к груди веснушчатую ладонь. — У меня от них теплеет здеся. И в бой хочется. Веришь?
Трепет внутреннего восторга облагородил несчастное лицо тайного героя революции.
— Веришь?! — переспросил он настойчиво.
— Кабы не верил, разве доверял?! Не спрашивай больше, обижусь.
За окном в ночи раздался приближающийся конский топот.
— Подъезжает кто-то, — насторожился Шкарупа.
Тявкнула без злобы соседская собачонка и тут же примолкла.
Через некоторое время в избу ворвался веселый голос Фортова:
— Здоров был, Егорка! Это я, Николаич! По такому морозу только на печи скакать. Едва нос не потерял.
Шкарупа на здорованье гостя не ответил. Грубо спросил:
— Кто тя звал? Зачем приперся?! У нас дела секретные!
— Ко мне он, — поднялся из-за стола Родион. Встал, выпрямился, и все в неухоженной избе стало маленьким, сжавшимся, как кто сглазил. Он вырвал из растрепанной Библии листок и насыпал из расписанного бисером кисета табаку: