Внешних перемен замечалось маловато. Мужики по-прежнему уходили в тайгу на промысел, возвращались поджарые, измученные тяжкой лесной работою. Они не испытывали горечи разочарования, встречая с детства отпечатавшуюся в сознании рождественской открыткой картину родной деревни. Только линялый флаг над сельским Советом да простреленный лоб Христа да рили встречам привкус разочарования, но и к этому привыкли…
Возвращение из тайги всегдаприносило в дома особенную, понятную только лесным людям, радость. Потели бурые, лиственничные бани на берегу Неяды, все лучшее собиралось на стол. Распаренный, усталый хозяин садился на свое законное место. Начинался пир с воспоминаниями.
Откуда-то со днадуши поднимались в пьяном человеке прежние сомнения, и ругал он на чем свет стоит новые порядки до тех пор, пока сон не забирал его в свои тихие покои. На том вся война его кончалася.
Поутру разум принимал действительность трезво. Забывалось прошлое, затиралось суетой, уразумел человек все, что нужно ему для личного спасения — помалкивай. Живешь, и ладно. Дети вон уж в школе учатся, им в голову не приходит оборотиться на прошлое: плохо там было, темно. Других знаний не положено. О каждом нынче забота, каждый умрет благодарным должником, так и не узнав, была ли у него душа. И придут следующие и, ничего не зная о прошлом своем, будут рады любой жизни…
…Опять была дорога среди осевших, плотных снегов. Ровная, вся — в солнце. Продолженная для того, чтобы люди не терялись на большой земле друг с дружкой. Встречались, торговали, любили, расставались, везли пулеметы, просто глазели на новую жизнь, на тех, кого никогда не видели. Сейчас по ней двигался особый отряд бойцов революции. У Бродяжьего ключа по старой гари прошли изюбри. Утром кормилися. След свежий, сыпучий, сунь руку в лунку и почувствуешь звериную настороженность. Молодые деревца вдоль следа скошены крепкими зубами зверей. Но не под корень, только макушки — самая нежная жизнь съедена.
— Помнишь, Саня, бородатого, со шрамом, шумел еще напоследок? — спросил Родион комиссара Снегирева — За тем ложком засидка его. На переходе. Хорошо зверь ходит.
— Дорохова имеешь в виду? Отец твоей бывшей крали?
— Откуда знаешь?
— Сорока на хвосте принесла.
Снегирев свободней пустил повод, сидел в седле сдержанный и прямой.
— Я тем сорокам, дай срок, хвосты повыдергиваю! — пообещал Родион. — Небось и показать успели?
— Видел. Обыкновенная. Все семечки лузгала, когда ты речь держал. Твоя Клавдия видней.
— Скажешь тоже! — почему-то обиделся Родион. — Затяжелела Настя. А когда мы с ней снюхались, ягодкой была!