Дорога свалилась в глухой, темный распадок. Воздух сразу подсырел, сбоку потянул пробористый ветерок, какой в любом тулупе щель найдет. Снегирев поднял воротник, лица не видно.
— Была, да не осталося, — сказал он. — Клавдия есть, и она лучше всех!
— Ладно, — махнул рукой Родион. — Бабы должны рожать, боле им ничего серьезного доверять нельзя. Ты за митинг скажи: какое мнение имеешь? Только честно, Александр!
И, закусив кончик уса, искоса наблюдал за комиссаром.
Снегирев прежде подумал, начал с оговоркою:
— Ты меня извини, Николаич, одним словом не могу выразить свое настроение. Но я бы так сказать не смог…
Посмотрел перед собой, очень похожий на того Снегирева, который пел «Интернационал» на церковном крыльце.
— Не по слову, а по чувству помню твою речь. У тебя — дар. Понимаешь-дар! Это был настоящий революционный спектакль. А «Интернационал»… у меня слезы в глазах стояли. И как тебя осенило?! Ты имеешь дар подчинить словом чужую волю. Именно это сегодня нам нужно. Нынче подчинить, завтра — вложить в человека свои идеи…
— Тогда почему ты не пожелал ее спалить? — перебил Родион.
— Что?.. — Снегирев удивленно глянул над воротником. — А! Ты все о своем. Ну, во-первых, момент был не самый подходящий: люди противились Во-вторых… красивая она. Не вмещается в мое сознание горящая красота. В-третьих, не церкви жечь надо, а попов понуждать служить революции. Чтобы они, пусть по обязанности, молились за твой подвиг, нашу победу. Чтоб тайна исповеди стала твоей тайной…
— На кой хрен она мне нужна?!
— Ты — чекист. Попробуй, без возвышения себя, поговорить, объяснить ему разборчиво, в чем его выгода. Жаловаться не пойдет — не к кому, заго польза какая! Что попы делают без оружия, досгойно более глубокого нашего понимания. Видал, как капитан себя повел?! У него ее 1 ь вера, идеалы, а у этих, что идут за нами…
— Ну, ну, ты полегче, Саня!
— Правды боишься, Николаич? Да, хочешь знать — не идут они, мы их тащим'Что, я меньше твоего воюю? Слеп — не вижу?
— Ох, куды забрел. Потому что интеллигент! Знаешо такое слово?
— Знаю, — Снегирев опусгил воротник и потер щеку. — Настоящие интеллигенты шли с нами до октября семнадцатого Дальше не пошли.
— Духу не хватило?!
— Они мечгали о белом бунте. Он оказался красным, кровавым, коллективным. И не мог быть принят их духовным складом индивидуалистов.
— Ну, и свеча им в зад! Без них победим. Как думаешь?
— По-другому б думал, разве с тобой рядом сражался? Только мы должны знать с тобою правду. Им она такая, какая есть, не нужна, а мы должны знагь.
— Слушай, Саня, на что меня зло берет? Вот стрелял я в Спасителя. Он меня не покарал. Обман раскрылся. Они, однако, свое воротят, в темноту пятятся. Или с тем же хлебом… Евтюхова кончали, Шкарупу побили тебя едва не снесли!