Похоже, и у меня есть все шансы скоро увидеть своего хранителя на открытке. Вообще-то я бы не прочь от него избавиться, но забыть заодно полжизни, как мама?
– Они у меня допрыгаются. – Я схватила скалку и кинулась к двери.
– Инга! С ума сошла! Это опасно, и толку не будет! Пожалуйста! – Мама попыталась преградить мне дорогу, но куда там.
– Прятаться, что ли, от них? Вот еще! – Я сунула ноги в туфли.
– Инга, ты сейчас можешь потерять связь с потоком, – спокойно сказала она. – Вот прямо сейчас.
– Что? – Я остановилась как вкопанная. – Ты уверена в этом?
– Посмотри! – Она потрясла у меня перед носом разворотом моего альбома. – Видишь, еще одна страница меняется?
Никогда не думала, что это так больно: смотреть, как рассыпается в прах твоя работа. Мне пришлось приложить поистине героические усилия, чтобы стать v.s. скрапбукером. Меньше всего на свете я хотела бы расстаться с миром, который обрела с таким трудом, и лишиться своей новой, горячо любимой специальности. Не могла я позволить каким-то серым личностям отобрать у меня все это! «Мы не позволим», – радостно подхватила Аллегра.
Я верила маме, верила ее огромному скрапбукерскому опыту, верила чутью, которого у меня не было. Поэтому задала только один вопрос:
– Что ты предлагаешь?
– Они тебя зацепили. Тебе надо исчезнуть прямо сейчас, чтобы они потеряли всякую связь с тобой. По-другому процесс не остановить. И ждать больше нельзя, – сказала мама тем тоном, каким в детстве отправляла меня в постель, и я поняла, что спорить бесполезно.
– Ты тут справишься одна?
Она надела на шею кулон.
– У нас с тобой нет других вариантов.
«Мы исчезнем, мы исчезнем. Самый радостный варрюант, это точно!», – подхватила Аллегра. Как ни странно, мне сразу стало легче, будто кто-то очень важный и серьезный разрешил мне оставить маму одну.
Дальше я помню все урывками. Как я целовала кошачьи морды, как мама совала в мою сумочку вещи и поспешно что-то объясняла, как она задергивала шторы и доставала из тайника свою знаменитую открытку с каруселью. Последнее, что я запомнила, – теплые мамины руки на своих плечах. Как ни силилась потом, не могла вспомнить выражение ее лица. Только тепло, которое втекало в мои плечи, и радостный мячик, который вопреки всякому моему желанию перекатывался в животе в предвкушении приключения. Потом я помню знакомое головокружение, десять секунд подкатывающей к горлу тошноты и родное ощущение потока. Пахло чем-то смутно знакомым.
Когда я открыла глаза, на улице давно стемнело. Отозвалась в груди смутно знакомая, приятная боль – и тут же стихла. Я полулежала в кресле с сумочкой на коленях в незнакомой комнате с высокими потолками. Голова трещала, словно меня огрели по затылку. В ушах звенело.