– Лишь в связи с этой историей. С этим преступлением, – ответила Лаура. – Ее имя разок упоминалось в га-зетах.
Ей не хотелось говорить маклеру, что Моник интересует ее саму. Лаура обрадовалась, когда поняла, что он не признал ее, услышав ее фамилию, – ведь имя Петера Симона прошло по всем газетным сообщениям, и Альфонс мог бы догадаться, кто она. А ей этот мужчина был неприятен – он казался чересчур назойливым и падким на сенсации.
– Вы заходили к ней домой? – спросила Лаура. – Может быть, с ней что-то случилось?
– Вопрос не по моей части, – тут же возразил маклер. – Для этого у нее, должно быть, есть родственники и друзья.
– А вам про них известно?
– Откуда мне знать? Она – моя секретарша, а не доверенное лицо. Но… – Мужчина попытался сменить тему: – Это не должно нас сейчас слишком волновать. Мы увидимся в четыре?
Лауру не покидало чувство, что что-то здесь не в порядке, но сейчас был не тот момент, чтобы задумываться над этим.
– Да, в четыре, – кивнул она.
К тому времени у нее уже будет позади самый сложный обед в ее жизни.
3
Она вынуждена была повторять себе снова и снова, что улучшила свое положение: в ее новой темнице имелись выключатель и отвратительная лампочка без абажура, свисающая с выбеленного потолка. Так что Моник могла видеть, где находится, могла определить время на своих часах, и ей больше не нужно было ползать среди собственных экскрементов, не имея никакой возможности сориентироваться. Она могла разглядеть свои руки и ноги, кисти рук и ступни. Странно, но ей приятно было видеть саму себя.
А еще у нее был ключ. Не похититель запер ее, а она сама себя заперла. Это означало, что она может сама себя выпустить из заточения.
С другой стороны, у нее не имелось ничегошеньки из еды и питья. Помещение, в котором она находилась, было пустым, если не считать двух картонных коробок в углу. Моник заглянула туда и нашла в них косметику – тюбики с засохшим кремом, старую помаду с неприятным запахом, средства для мытья головы и наполовину использованную пудреницу. Эти предметы, наверное, принадлежали Каролин, жене хозяина дома, о которой он рассказывал, что она покинула его. Вторая женщина, ушедшая из его жизни. После этого его заклинило. Он убил подругу своей матери, потом – бедную Камиллу Раймонд и невинную Бернадетт, и бог его знает, кого еще.
Ясно было то, что Моник нужно выбраться отсюда.
Если б она только знала, где находится этот мужчина.
Он куда-то ушел сразу же после ее побега: Лафонд слышала, как он удалялся, хромая и шаркая ногами. Она заметила, что его ступня сильно кровоточила, так что ему нужно было сначала позаботиться о ране. С тех пор он больше не появлялся, хотя прошло уже почти двадцать четыре часа. Во всяком случае, из-за двери не доносилось ни звука.