С этими словами она села на скамью.
Как я отреагировал на это выступление? Я уже упоминал, что Тедди Блеветт позже стал моим другом. Я уважаю его, восхищаюсь им. Понимаю, что в тот день в суде ему было тяжело и по нашей вине. Но тогда? Тогда мне казалось, что мы одержали победу. Кровь кипела в моих жилах, и я был уверен, что все складывается хорошо. На какое-то время забываешь, что главное не победа, а правда.
После того как Тедди закончил давать показания, судья встала. Мы тоже поднялись. Когда она покинула комнату, мы сели, потом опять встали и вышли на улицу, чтобы размять ноги. Мне хотелось закурить, но сначала я решил поговорить с нашим адвокатом. Я спросил: «Как наши дела?» Она ответила, что противоположная сторона не сможет ничего доказать. К нам подошел Хайнц и, сплевывая табак с кончика языка, сказал:
— Нечего доказывать.
Наш адвокат добавила:
— Завтра все должно пройти неплохо, потому что будут свидетели с нашей стороны.
Все сложилось иначе: не все свидетельствовали в нашу пользу. Социальный работник, которая разговаривала с Фэт в первый день, дала показания, представив Фэт и Хайнца молодыми неопытными родителями: они якобы не смогли объяснить, как Сэт получил травму, не понимают, что нельзя трясти ребенка, что они поступали неправильно, не осознавая, какой вред нанесли ребенку.
Судья задала ей несколько вопросов о детях с подобным заболеванием, о том, в каком возрасте они попали в больницу. Женщина объяснила, что в основном возраст детей — от восьми до четырнадцати недель, поэтому Сэт попадал в эту группу. Судья спросила, почему именно этот возраст является критическим. Женщина пояснила, что именно в этот период малыши много плачут. Спустя восемь недель после рождения ребенка родители устают, находятся в полусонном состоянии, их волнует только один вопрос: когда это закончится? Разумеется, через четырнадцать недель дети не перестают плакать, но уже нет необходимости постоянно укачивать ребенка. После четырнадцати недель детей с подобными травмами меньше.
Эта женщина также рассказала, что Сэта привезли в больницу в субботу утром, а многие дети получают травму в пятницу вечером. Когда судья поинтересовалась, почему именно в пятницу вечером, та объяснила, что перед выходным днем многие люди выпивают и смотрят футбол. Когда я услышал это, то готов был громко спросить: «Ну так кто же тряс ребенка, потому что шел футбол?»
Но женщина продолжала давать показания, поясняя, что чаще всего в этом виноваты мужчины (она выразительно посмотрела на Хайнца), которые смотрят за детьми, когда матери нет дома. Она говорила, что мужчины в такой ситуации (и я понимал, что она имеет в виду Хайнца) рассматривают ребенка как помеху — нечто отвлекающее от пива, от просмотра футбольного матча. Мужчина думает, что если он даст ребенку бутылочку или куклу, то тот перестанет плакать. Но иногда малыш не прекращает кричать, и мужчина думает: «Ну что это за ребенок? Черт возьми этого ребенка!» А малыш все плачет и плачет, пока мужчина наконец не возьмет его и не начнет тихо и нежно укачивать. Но некоторые берут ребенка, начинают трясти его за плечи и орать на него: «Почему бы тебе не заткнуться?!» Они не осознают, что если ребенок и затих, то только потому, что они повредили ему головной мозг.