Ему требовался план. Хороший план.
В квартире в это время дня он чувствовал себя странно, словно по ошибке оказался в чужом часовом поясе. Тэллоу стоял в крошечной ванной перед большим, почерневшим по краям зеркалом и разглядывал себя. И костюм. Потом скинул костюм. Еще подумал. Снял серый галстук и белую рубашку тоже, а потом и все остальное. Пихнул одежду ногой под раковину. Пустил из душа кипяток и долго стоял под обжигающей струей, шлепая раз за разом ладонями по стене: держись, соберись, стой, терпи. Раскаленная струя выбивала из него лишнее.
Потом он растер полотенцем саднящую кожу и пошел в спальню. Под кроватью лежал чемодан, а в чемодане — черный костюм. Костюм, который он надевал на похороны. В гостиной он откопал оливкового цвета рубашку и узкий черный галстук. Старая поясная кобура обнаружилась в картонной коробке с посылкой из Амазона (коробка была, кстати, наполовину забита дисками «Шедевры блюза от Чарли[2]», про которые Тэллоу напрочь забыл) под еще двумя коробками, что стояли одна на другой в дальнем углу комнаты. Тэллоу застегнул ремень, отодвинул полу пиджака и аккуратно опустил «Глок» в кобуру. Поднял на полдюйма и вернул на место.
Костюм продемонстрировал, что его стройность превратилась в худобу после того, как ему, к несчастью, стукнуло тридцать. Тэллоу решил, что ему это скорее нравится.
А потом открыл дверь и вышел в мир в траурном костюме.
Охотник все стоял и стоял на улице. И смотрел, как уносят его сокровища.
А ведь он чувствовал: что-то случилось. И день начался неудачно. Ему было трудно держать в поле зрения оба Манхэттена и сфокусироваться на том, что он называл Новым Манхэттеном, стоило неимоверных усилий. Здания вместо лесов. Машины вместо упряжек. Иногда это его не беспокоило. А вот сегодня ему было не по себе и посещали нехорошие мысли касательно состояния рассудка. Может, он стареет? И это сказывается на пластичности восприятия? Каждые несколько месяцев он просыпался с этим вопросом: а что, если он действительно болен?
Как-то однажды в молодости он вколол себе кетамин, а потом, осмысляя полученный опыт, понял: самый главный эффект кетамина в том, что он больше не беспокоился из-за того, что принял кетамин. Он запомнил это и больше не искал искусственного забытья. Но иногда накатывала слабость, и живот камнем оттягивало сознание: а ведь бывало, что он неделями совершенно не беспокоился о том, что не способен увидеть Новый Манхэттен…
Так вот, день не задался сразу, он пошел к тайнику, а перед глазами появлялись и исчезали то деревья, то столбы с указателями. Следовало удостовериться, что с тайником все в порядке. В этот раз охотник шел на целый час дольше, а все из-за камер видеонаблюдения, которые сегодня было очень трудно разглядеть. Камер он старался избегать. Иногда разуму удавалось перевести их на язык образов Старого Манхэттена, но сегодня даже собственный разум был не на его стороне.