Прошла неделя, другая, месяц наконец, а о решении хана в отношении Юрия Даниловича так ничего и не было слышно.
— Может, забыли обо мне? — размышлял вслух князь.
— Это скорее твои подарки подействовали,— говорила Стюрка.
— Возможно, возможно,— соглашался Юрий.
Сразу же после той памятной первой встречи с Узбеком и его женой князь, воротившись, отправил ханше целый мешок собольих «сорочек», наказав Романцу:
— Так и скажи, мол, князь Юрий Данилович кланяется ей и благодарит от чистого сердца.
— За что благодарит-то? — спросил Романец.
— Она знает за что. Главное, не забудь так сказать: кланяется и благодарит.
Романец исполнил приказ, правда едва не испортив все дело ошибкой, которую вовремя заметил и на ходу исправил. Явился сперва к кибитке не ханши, а сестры хана. Попробуй различи их: обе кибитки снаружи белые, обе изукрашены мудреными красными загогулинами из шерстяной ткани. Хорошо, достало ума спросить слугу:
— Здесь живет жена хана?
На что тот ответил:
— Здесь живет Кончака, сестра Узбека.
Романца аж пот прошиб от такого открытия. Ведь не подвернись слуга этой самой Кончаки, он бы вывалил соболей перед этой девчонкой, а не перед ханшей.
О своей ошибке он ничего не сказал князю: отдал, и все.
— Сказал?
— Сказал, как велено было.
— А что она?
— Ну что она? Конечно, обрадовалась. Баба есть баба, хотя и ханша.
— Что-нибудь сказала?
— Сказала.
-Что?
— Передай, мол, князю, что он хороший человек.
Вот эти слова ханши «хороший человек» несколько ободрили Юрия Даниловича.
«Эх, если б она еще Узбеку дунула в уши эти слова. Впрочем, лучше не надо. Еще, чего доброго, возревнует да и велит «хорошему человеку» «секим башка» сделать. От этих поганых все ждать можно».
Меж тем они постепенно втягивались в татарский образ жизни. Стюрка вспомнила свои поварские навыки, стала готовить на огне пищу и даже стряпать хлебы и просяные лепешки. Романец с Иванцом стали основными добытчиками; они ходили на базар, покупали крупу, муку, мясо. Однако первым же мясом, принесенным ими с базара, возмутилась Стюрка:
— Вы что мне дохлятину принесли? Что, ослепли?
— Но татары ж берут.
— Татары и сусликов жрут. Вы что, не видите, кровь не спущена, мясо-то черное аж.
Отправилась сама Стюрка на базар, но мяса свежезаре-занного животного не нашла. Татары-продавцы удивлялись:
— Зачем резать, если сам падал, сам помирал?
Варить суп из «сам помирал» Стюрка наотрез отказалась, и князь поддержал ее: