— Им, поганым, можно, нам, христианам, нельзя.
Варила Стюрка просяные супы, иногда уху из рыбы, добытой Романцом в протоке или купленной у рыбаков. Иногда перепадали утки, гуси, подстреленные в камышах. Но видимо, все страдали из-за отсутствия мяса. Наконец князь не выдержал:
— Да купите вы, в конце концов, живого барана.
— И правда,— обрадовался Романец,— как мы сразу не догадались?
Купили барана, сами зарезали, разделали, однако мясо оказалось вонючим.
— Дураки,— ругалась Стюрка.— Вы же неподложенного барана купили. Овцу надо было.
Ничего не попишешь, съели и такого, вонючего,— все же не дохлятина.
Приспело время трогаться в путь, уходить от зимы на юг. Алчедай, добрая душа, пригнал к их кибитке двадцать быков, не за так, конечно, за хорошую плату. Показал, как запрягать надо: в два ряда, по десять быков в ряду.
— Ты будешь погонять их,— сказал Стюрке.
— Почему я? — удивилась Стюрка.— Мужики ж есть.
— У нас женщины кибитками правят,— отвечал твердо Алчедай.— У мужчин свои заботы есть.
Юрий Данилович отозвал татарина в сторону, чтоб никто не подслушал их, спросил:
— Алчедай, ты не знаешь, когда хан решит обо мне? А?
— Не знаю, князь.
— Сколько ж ждать можно?
— Не знаю. Может, год, а может, и два. А может, совсем с нами останешься, татарином станешь,— осклабился Алчедай и посоветовал уже серьезно: — Когда суслик в норе сидит, не высовывается, живой остается. Сиди тихо в кибитке, князь, не высовывайся — дольше жить будешь.
«А ведь прав косоглазый, чем долее не вспомнит обо мне хан, тем лучше».
И наступил день, когда тронулся город с места. Заскрипели, заверещали сотни немазаных осей, взлаяли собаки, замычали коровы, заржали кони, заблеяли овцы и козы. Чумазые ребятишки еще шумнее забегали меж кибиток, восторженно вопя и улюлюкая от избытка чувств, связанных с предстоящей дорогой. Кибитки двигались медленно по широкой степи, по гуляй-городу меж ними проносились вершними мужчины, где-то на окоеме>42 так же медленно ползли стада в том же направлении — на полудень>43.
И Стюрка, держа в руках кнут с длинной ручкой — подарок Алчедая — стояла в дверях своей кибитки и, держась рукой за деревянный поручень, другой помахивала над быками кнутом. Правила. Впрочем, править ими не трудно было, они не спеша шли за другой кибиткой, медленно переставляя клеш-нятые ноги. Если и применяла Стюрка кнут, то лишь когда замечала, что какой-то бык переставал тянуть. Это было хорошо видно: ярмо начинало налезать быку на уши и рога. Этого-то лентяя Стюрка и перетягивала кнутом раз-другой. И когда видела, что ярмо с ушей передвигалось быку на плечи, оставляла его в покое — лентяй начинал тянуть.