— Только девку, а не бабу,— сказала княжна, осененная нечаянной подсказкой дворского.
И когда на следующий день явился к ней князь Михаил и спросил:
— Фрося, за что ты прогнала от себя Тоську? — она не замешкалась с ответом, сказала уверенно:
— За то, Миша, что княжне-девушке и служить должна девушка же. Не баба. Неужто не ясно?
Михаил пожал плечами и счел объяснение вполне обоснованным, однако попросил:
— Может, все же возьмешь, а, Фрось? Из светлицы сразу в коровник девку, сама посуди.
— Ничего, пусть привыкает. Свекровь ей поможет и доить, и навоз чистить.
Встретив мать, Михаил пожаловался ей:
— На Ефросинье черт верхом поехал. Прогнала Тоську от себя.
Но Ксения Юрьевна вступилась за дочь:
— И правильно сделала. Нечего было твоей Тоське поперед госпожи под венец идти. Ведь знала же, что княжна сговорена, зачем путь перебегала? За такое бьют нещадно.
— Но Фрося ж сговорена за княжича Александра.
— Ну и что? Не могла твоя Тоська потерпеть, пока уедет Ефросинья к мужу? Не забывай, Тоська на три года млаже княжны. И нате вам. Управилась. И твой Сысой тоже хорош, жениться ему приспичило.
Однако в тот день Ефросинья Ярославна выгнала девчонку, присланную ей в услужение взамен Тоськи.
— А тебя-то за что? — удивился дворский, увидев плачущую девчонку.
— Она ска... ска... зала, во... няет от меня,— всхлипывала девчонка.— Велела в ба... баню идти.
— Ну и правильно,— заключил Назар,— Побанься, надень чистую рубашку.
— У м-меня нет дру-гой.
— Придумаем что-нибудь. Не реви.
Вечером, перед сном, Ксения Юрьевна опять пришла в опочивальню к дочери, присела на край ложа к ней, утешала как умела:
— Ты правильно сделала. Умница. Нечего им попускать.
Ефросинья молчала, сжавшись в комочек под одеялом.
Материнское сердце тоже сжималось от жалости к своему дитяти: «Господи, что ж это деется? Уж двадцать скоро, я в ее годы двух родила. И куда запропастился наш суженый-ряженый?»
Начав гладить ласково головку дочери, нечаянно коснулась лица ее, ощутила — мокро от слез под ладонью.
— Что ты, милая, не надо, дитятко. Скоро приедет Александр Дмитриевич твой, увезет тебя в Переяславль, там обвенчаетесь в Святом Спасе и заживете весело и счастливо. Не печалься, Ефросиньюшка.
Утешала дочь княгиня, а сердце не на месте было, томилось отчего-то, тревожилось, словно предчувствуя нехорошее.
И не обмануло ретивое. Осенью уж, когда дожди начались и с дерев лист осыпался, прискакал из Переяславля гонец с черной вестью: «Александр Дмитриевич, будучи в Орде, заболел сильно и помер. Великий князь Дмитрий Александрович велел княжне Ефросинье передать, дабы была вольна от слова, данного ему, и поступала так, как ей сердце и Бог подскажет».